Ранимая, испуганная, с расширившимися от ужаса глазами.
– Спаси меня от них. От этих… Ты же помнишь, здесь…
Она выдавливала из себя слова, хватаясь за живот. То, что с ней происходило, она контролировать не могла. Я обнимал ее, гладил, совершенно не понимая, о чем она.
А потом повернул голову в сторону выхода, и меня прострелила догадка. Такая яркая. Невозможная! Схватил ее голову и поднял вверх, заглядывая прямо в глаза.
– Рита, Рита дыши! Давай! Четыре счета вдох, четыре счета задержка, четыре счета выдох, четыре задержка. Повторяй за мной!
Я ее держал так крепко, что, наверное, делал больно, но она продолжала трястись и бояться. Неужели спустя столько лет…
– Раз, два, три четыре, вдыхай… Раз, два, три, четыре…
Я считал и заставлял ее повторять. Дыхание. При панических атаках первое, что возвращает тебя в реальность – это дыхание. Черт! А вдруг я ошибся, надо вызвать скорую!
Когда ее дыхание немного выровнялось, почувствовал, что теперь она цепляется за меня. Словно я был самым последним человеком, кто мог спасти ее.
Смотрел в ее невероятные глаза и понимал, что готов удавить этих ублюдков. Я поступил с ними более чем жестоко, но сейчас казалось, что этого недостаточно.
Девочка, она же девочкой совсем была! Совсем юной, девственницей, и я так ее наутро… Боже. Схватил ее в охапку, прижимая к себе. Меня распирали слова, распирало странное чувство. Не выдержал…
– Прости, маленькая, прости, Рита. Я должен был уничтожить их, удавить, должен был помочь тебе, объяснить. Прости меня, Рита…
Собственный надрывный голос казался мне чуждым. Словно звучал со стороны. Словно был не моим, живым.
– Ты же… Ты и так спас, ты прав был тогда, я сама…
Ее глаза были мокрыми от слез. Снова заключил ее лицо в ладони, снова посмотрел, окунулся в самую глубину. Столько лет это в ней… Сколько же она страдает, сколько же мучается.
– Глупая, дура ты, Ритка. Ни в чем ты не виновата. Просто оказалась не в том месте не в то время.
Ее губы были так близко, а сама она такой ранимой, хрупкой. Я не могу предать ее. Только не ее… Только не ту, что своей безрассудной смелостью вернула меня к жизни.
Что-то ломалось во мне, что-то рушилось. А она смотрела, такая сильная и слабая одновременно. Такая манящая. Черт! Да даже выступающий живот ни капли не портил ее.
Мать моего ребенка, моя девочка. Они мои девочки…
– Миша, я… Я люблю тебя. Прости, всегда любила, наверное. С того самого момента как увидела, я…
Да пошло все к чертям собачьим. Накрыл ее губы голодным поцелуем, ворвался в ее рот, лишь бы не слышать. Любовь. Да я недостоин ее! Недостоин этой взбалмошной, сумасшедшей дурочки.
Зачем ты это делаешь со мной, Рита? Зачем говоришь об этом вслух? Почему я тебя сейчас целую и дышать забываю? Почему цепляюсь за тебя, будто ты самая последняя девушка на земле.
А она отвечала, отвечала так жарко, будто все это время только и ждала поцелуя. Нас понесло… Я больше не мог сдерживаться, рычал и срывал с нее долбаные целомудренные вещи.
Провались пропадом докторша с этим ее «половая жизнь разрешена», потому что впервые в жизни с вообще не чувствовал тормозов. Она сводила меня с ума, никого я не хотела так, как ее.
Меня бесило, что я не могу прижаться к ней, что живот вставал преградой. Как можно так сильно бесить и возбуждать меня? Я долбаный извращенец!
Я приподнял ее и посадил на стол. Раздвинул ноги, оголяя плечо. Полная, мягкая грудь едва ли не сама легла ко мне в ладонь. Лизнул ее, вдохнул аромат.
Земляника. Да провались ты пропадом, опять земляника! Рита стонала, цеплялась за меня и в тот же момент отклонялась, подставляя всю себя.
– Миша, Миша… Хочу, Боже, как же я хочу, помоги…
Она стала стаскивать с себя джинсы для беременных, а я готов был разорвать их. Как только кожа оголилась, провел по ней ладонями, коснулся внутренней стороны бедра, с наслаждением сжал.
Мне хотелось смаковать ее, рассматривать. Теперь моя, без дурацких шортов. Моя! Посмотрел на нее с вызовом, и почему эта мысль меня так взбесила?
Рита отвечала открыто. Больше в ее глазах не было страха, лишь чистая страсть, такая откровенная, такая пошлая, что внутри у меня горело все. Она понимала меня, понимала как никто другой. Иногда даже закрыться хотелось от этого ее взгляда. Рита прошептала:
– Да войти уже в меня, я хочу тебя чувствовать, хочу вспомнить, каково это, быть твоей. И все же…
Она улыбнулась мне той самой загадочной, немного горьковатой улыбкой с привкусом вызова.
– Я хочу, чтобы мой второй раз был примерно таким же особенным, как первый, Миша…
– Коза рыжая…
Я впился в ее грудь губами, прикусил сосок и стал разминать. Руку положил на идеально гладкую промежность, что была такой мокрой… Боже, эта девчонка меня с ума сводит.
Она же тянулась к моим брюкам, но получалось плохо. Живот мешал ей, она цветасто ругалась, удивляя своим словарным запасом. Помог ей. И вот уже практически голый я притираюсь к животу.
Извращенец. Это заводит меня. Моя женщина, беременная моим ребенком. Сколько же шлюх прошло через мою постель, чтобы помешаться на чистой дерзкой девчонке.
Кайфовать от того, что она только моя, что никто и никогда не касался ее там, не входил в нее. Осторожно пристроился между ее бедер и начал двигаться.
Она напряглась, но стала принимать меня. Такая тугая, такая тесная. Я понимал, что долго не выдержу. Нашел ее рот и стал буквально трахать языком.
– Рита, чтоб тебя, Рита…
– А-а-а-х…
Ее громкий, открытый стон сорвал мне башку окончательно. Я чувствовал ее спазм, что сжимал мой член. Взорвался таким оргазмом, что едва не вырубило.
А она… Она обмякла у меня в руках, прижимаясь так доверчиво, так откровенно, что мне было страшно коснуться ее. Вдруг моя девочка всего лишь плод моего воображения.
А потом я почувствовал ее… Дочь. Она возмущенно пинала меня в живот, намекая, что мы с ее мамой вели себя слишком шумно. Вот и как теперь жить с этим? Как не бояться потерять?
Глава 48. Миша
– Даже спустя столько лет? Почему не говорила?
Мы лежали в моей постели. Плевать, что подумают Вероника и отец. Так просто надо. Я хотел подарить ей новые воспоминания, хотел излечить душу своей беременной девочки, а в итоге, как всегда, эта рыжая
