чистенькой блузке и перекладывать бумажки? А затем, что мне были нужны знания, опыт и доступ к специальному оборудованию. Завод, на который я устроилась, производил то, что представляло для меня в то время прямой интерес. Замки, защитные механизмы и всё, что с этим связано. Я без проблем поступила на ученические курсы (пригодился аттестат об образовании) и через четыре декады получила начальный разряд. Я быстро училась потому, что это было важно. Я читала всё, что находила в Сети о замочных механизмах, их типах и об отмычках, изучала электронику и электромеханику. Поначалу мне приходилось туго: ученической стипендии и того, что платили в первый год, едва хватало на еду. Я снимала небольшую комнату в рабочем квартале за деньги, что оставались у меня со времени, когда я промышляла карманными кражами. Но, несмотря на трудности, я не брала денег у родителей. Несколько раз мне всё же пришлось нарушить данное себе обещание, я таки обчистила несколько зазевавшихся лоялок, но то было исключением, а не правилом.
Со временем мои прежние связи с улицей сошли на нет. Моими любовницами всё чаще становились обычные работяги с завода и иногда клерки из заводской конторы.
Декада за декадой, сезон за сезоном прошёл год. Я постоянно училась и работала, работала и училась, позволяя себе время от времени короткую разрядку в виде секса. Так прошло четыре года.
На третий год моей работы на заводе я стала мастером, получила доступ к специальной литературе и право подписки на ограниченную профессиональную периодику. К тому времени у меня сложились дружеские отношения с большинством рабочих в цехе и за его пределами. Меня даже пытались несколько раз завербовать в местный нелегальный профсоюз, что свидетельствовало об особом ко мне доверии (в легальном я, как полагалось, состояла). Но каждый раз я отказывалась. Я честно говорила, что мне не до политики, кроме того, всем была известна моя одержимость постоянным повышением квалификации. Одержимость эта была вполне искренней, и вызывала уважение со стороны других мастеров. Мой отказ воспринимали с сожалением, но никто, как мне кажется, при этом не подозревал меня в лояльности или доносительстве. Мне доверяли. Я была аполитичной, но уж точно не лоялкой. Помимо связей по работе, у меня к тому времени появились и другие связи, за заводскими стенами… То были уже не уличные щипáчки, проститутки и наркодилеры, а профессиональные воровки, работавшие по-крупному. Положение мастера и, не сочтите за хвастовство, личный авторитет в цехе позволяли мне подрабатывать «на сторону». А именно: изготавливать отмычки любого вида и сложности и всё, что требовалось моим знакомым из воровского мира. Разумеется, не забесплатно…
Мне было девятнадцать, когда я уволилась. Думаю, останься я тогда на заводе, рано или поздно меня бы вычислили — служба внутренней безопасности наверняка докопалась бы до моих левых дел и отправила меня на нары. Но я ушла. Причин было две: первая — я достигла ранее поставленной перед собой цели — стала высококлассным специалистом, и вторая — я встретила Хрисс.
Хрисс была старше меня вдвое. Она была опытной домушницей и обладала настоящим талантом в своём деле. За то время, что мы провели вместе — почти три года, Хрисс многому меня научила.
Мы обчистили столько квартир, что и не перечесть. Несколько раз даже устраивали своего рода «гастроли» по крупным городам Конфедерации (Авальтáк, Мирт, Новая Террáтта и, конечно же, Тир). Это была та ещё школа! Благодаря Хрисс я стала той, кем стала.
Семья поначалу не знала о том, чем я занималась. Я не стала им говорить, что уволилась и больше не работаю. Раз в две или три декады я навещала матерей, делала им небольшие подарки или просто давала деньги. Поначалу они отказывались, но я настаивала: «я тоже хочу что-то сделать для вас» — говорила я им. Так продолжалось некоторое время, пока им не стало известно о том, что я нигде не работаю… Они быстро всё поняли. Не чем именно я занимаюсь, конечно, но что это точно незаконно. Откуда ещё у меня могли взяться деньги? Уж наверняка не от торговли собственным телом, — проститутки столько не зарабатывают. В общем, состоялся долгий семейный разговор. Мне в который раз напомнили о моей беспутности, несознательности и нелояльности (да, да, мои родители — те еще лоялки!). Кончилось тем, что я ушла и больше никогда не возвращалась.
Когда в последний раз я виделась с родителями, мне только исполнилось двадцать. Прошло семнадцать лет, прежде чем я уехала из Энпрáйи, и за все те годы никто из них ни разу не пытался со мной связаться: не было ни звонков, ни сообщений. Оказавшись не лояльной, я перестала быть их дочерью. Периодически я наводила справки: лет так шесть-семь у них всё было хорошо, и семья со стороны выглядела крепкой. Потом они разошлись, вернее, раскололись на две семьи — мои первая и вторая матери стали жить вдвоём отдельно от бывших супругов. Тогда же я попробовала восстановить с ними отношения: позвонила первой маме сама, но та не ответила. Второй матери я звонить не стала.
Год назад я узнала, что одна из них, моя первая мать, умерла. Возможно, мне стоит попробовать поговорить со второй, но я сомневаюсь: а надо ли? Слишком много прошло времени. Сегодня я уже сама старше, чем была она, когда мы в последний раз виделись. Думаю, мы с ней стали слишком разными и вряд ли поймём друг друга. Пусть Подземный Дьявол даст ей долгих лет жизни.
Глава двадцать первая. Задание
Роща располагалась на окраине небольшого городка, одного из трёх на острове. Со стороны жилых кварталов вдоль границы рощи тянулась извилистая каменная стена, возведённая, по-видимому, для того, чтобы её обитатели — разные мелкие животные не покидали отведённую для них территорию и не гибли под колёсами машин, а также не причиняли неудобств жителям близлежащих домовладений. С другой стороны — со стороны окружавших городок холмов — ограждением служил забор из натянутой меж столбов пластиковой сетки, за которым начинался уже настоящий лес. В роще имелось несколько ухоженных водоёмов с расположенными вокруг них беседками и шезлонгами. Все дорожки здесь были выложены камнем, повсюду виднелись указатели, тут и там попадались уютные закутки с лавочками; на каждой развилке стоял столбик с коммуникатором, где можно было вызвать помощь или навести справки, и нигде — совершенно нигде! — не было ни одной камеры слежения или микрофона. Местные жители — среди
