Часть четвертая. Огонь
Сулейман-пьяница
Февраль 1246 года, Конья
В пьяном виде я обычно впадал в мечтательность, однако, увидев, как великий Руми входит на постоялый двор, все же ущипнул себя. Видение не исчезло.
— Эй, Хри´стос, ты чем меня напоил? — крикнул я. — Что там за вино было в последней бутыли? Никогда не поверишь, что мне привиделось.
— Замолчи, дурак, — прошептал кто-то сидевший у меня за спиной.
Я оглянулся, желая посмотреть на этого человека, и обнаружил, что все в таверне, включая Христоса, не сводят глаз с двери. Все застыли в молчании, даже собака, постоянная обитательница постоялого двора, не лаяла, а прижалась к полу. Перестал напевать свои дурацкие мелодии, которые звал песнями, и торговец персидскими коврами. Он вскочил со скамьи и высоко задрал голову, пытаясь изобразить серьезное выражение на лице, как это обычно делают пьяные, когда хотят казаться трезвыми.
Нарушил молчание Христос.
— Добро пожаловать, Мавлана, — произнес он, изо всех сил стараясь быть учтивее всех учтивых. — Для меня честь принимать вас в своем заведении. Чем могу служить?
Я пару раз мигнул, когда до меня наконец-то дошло, что я в самом деле вижу Руми.
— Спасибо, — отозвался Руми с широкой, но вялой улыбкой. — Я бы хотел купить вина.
У бедняги Христоса даже челюсть отвалилась. Очнувшись, он пригласил Руми присесть за свободный стол, по случайности оказавшийся рядом с моим.
— Салям алейкум, — поздоровался со мной Руми, как только устроился за столом.
Я тоже поздоровался с ним и еще прибавил пару приятных фраз, однако не уверен, что Руми смог правильно разобрать их. С виду совершенно спокойный, в дорогой одежде, Руми резко выделялся среди постоянных посетителей заведения.
Я подался к Руми и, понизив голос до шепота, спросил:
— Извините меня за грубость, но что тут делает такой человек, как вы?
— Прохожу суфийское испытание, — ответил Руми, подмигивая мне, словно мы были лучшими друзьями. — Шамс послал меня сюда, чтобы от моей репутации окончательно ничего не осталось.
— Разве это хорошо?
Руми рассмеялся:
— Зависит от того, как посмотреть. Иногда необходимо уничтожить все прежние связи, чтобы спасти свое эго. Если мы слишком привязаны к своей семье, к своему положению в обществе, даже к своей школе или мечети так, что это мешает Единению с Богом, — следует отрешиться от своих привязанностей.
Я не был уверен, что правильно понял Руми, но его объяснение показалось мне разумным. Я всегда считал суфиев малость сумасшедшими, способными на любое чудачество, но яркими и интересными людьми.
Теперь Руми подался ко мне и тоже шепотом спросил:
— И вы меня извините за грубость, но откуда у вас шрам на лице?
— Боюсь, в этом нет ничего интересного. Шел ночью домой и повстречался со стражами, которые избили меня до полусмерти.
— Почему? — спросил искренне опечалившийся Руми.
— Потому что я пил вино, — сказал я, показав на бутыль, которую Христос как раз поставил на стол перед Руми.
Руми покачал головой. Сначала он как будто не поверил, что такое может быть, а потом дружески улыбнулся мне. На этом наша беседа не закончилась. Жуя хлеб с козьим сыром, мы обсуждали вопросы веры, дружбы и много чего еще, о чем я долго не вспоминал, а теперь был рад вывернуть наизнанку свою душу.
Вскоре после захода солнца Руми засобирался домой. В таверне все поднялись со своих мест, приветствуя его на прощание. Вот была сцена!
— Вы не можете уйти, не сказав нам, почему вино под запретом, — сказал я.
Нахмурясь, ко мне поспешил Христос, испугавшийся, как бы я не обидел важного гостя.
— Замолчи, Сулейман. Зачем ты спрашиваешь?
— Нет, правда, — стоял я на своем, не сводя взгляда с Руми. — Вы посмотрели на нас. Разве мы плохие люди? А ведь о нас только так и говорят. Скажите же мне, что плохого в вине, если мы ведем себя тихо и никому не мешаем?
Несмотря на открытое окошко в углу, в зале было сумрачно и сыро. Все ждали, что скажет Руми. Я видел, что всем было любопытно его послушать. Руми был задумчив, печален и совершенно трезв. И вот что он сказал:
Если тот, кто пьет вино,
Добр в душе своей,
Этого не скрыть,
Даже будь он пьян.
Если ж зло на сердце у него,
То проявится оно, увы,