лесовиками заканчивались одинаково – рыжий рявкал из своей комнатушки что-то вроде: “Какого шарга стоим!?”, старик торопливо будил толкатели, после чего горжа бодро трогалась с места, оставляя за кормой разочарованно бухтящих лесорубов, распихивавших по карманам курительные принадлежности и уныло возвращающихся к работе.
В остальное время жизнь на плоту мало отличалась от обычной лагерной стоянки, если не обращать внимания на проплывающие мимо берега и плещущуюся за бортами воду. Лохматый Везим, беспрестанно бубня, ловил рыбу на длинную складную удочку, распутывая паутинку и меняя приманки – с отвратительной шевелящейся гадости на другую, еще более отвратительную. Периодически он забирался в крохотную лодочку, после чего, истошно треща движком, уплывал куда-то вверх по течению, чтобы спустя пару часов вернуться на горжу с забитым рыбой, ягодами и какой-то съедобной дрянью рюкзаком. Вопросов ему никто не задавал – подобные отлучки явно были для команды привычным явлением. Добытая жратва, среди которой однажды оказался даже некрупный подсвинок, сваливалась в дурно пахнущую кучу рядом с жаровней, после чего грустно воняла там до самого вечера, дожидаясь своей участи – готовкой заведовал Шаркендар и днем ему было не до того.
Старик заведовал мелкой бытовухой – от готовки до обустройства стоянки на ночь и штопанья носков – не забывая при этом поддерживать на высоте моральный дух команды – управлять горжей в трезвом виде он считал бессовестным расточительством оставшегося ему срока жизни, а пить в одиночестве ему не позволяли республиканские заморочки и религия. Поэтому хриплый глас свыше, призывающий помянуть очередного никому не известного деятеля или историческое событие, звучал на “Карге” с не уступающей механическим часам точностью и регулярностью. Сбиваться Шаркендар начинал только под вечер, когда голос его наливался молодецкой удалью, а вместо наполненных вселенской грустью эпитафий над рекой все чаще плыли похабные шутки самого низкого толка.
– И вот захожу я к ней, а там… – делал он многозначительную паузу и загадочно булькал флягой.
– Зубы выбили?
– Сиськи отвалились?
– Муж? – предположил возившийся с конденсатором Кандар.
– Жопы нет! – орал во весь голос старик, заливаясь дребезжащим смехом и прикладываясь к горлышку. – Раньше была жопа, а теперь нет!
– Эта… эээ… штука. С островов пришла, – глубокомысленно поднял вверх палец Жердан Старший.
– Зараза. – помог ему с нужным словом Жердан Младший. – Поветрие.
– Гхм.
– А откуда еще, Рас? Жрут свою траву, ну и шарг с ними. Но жопы это уже серьезно. Это…
– Это война. – пояснил Средний. – Побоище.
– Травят нас островитяне, – заметил от своего верстака Брак. – Истребляют. Бьют по самому больному, сволочи.
Жерданы молчаливо выразили солидарность, опрокинули по кружке и вернулись к бесконечному перекладыванию груза в поисках идеальной развесовки. Делали они это с душой и с размахом, из-за чего то один, то другой борт погружался в воду, подтапливая палубу и вызывая гневные вопли остальных членов команды.
Было их трое, розовощеких, невысоких, жилистых и удивительно похожих друг на друга, несмотря на разных матерей. Их даже звали одинаково, за что братья искренне ненавидели своего блудного папашу, которого по загадочному совпадению тоже звали Жерданом. Тот был горжеводом, матерым старым соблазнителем, представлявшимся аристократом, сбежавшим откуда-то с Талензы. Судя по количеству оставленных им безутешных женщин, до сих пор ожидающих по многочисленным речным поселкам возвращения своего прекрасного принца на ржавом плоту, – сбежал он исключительно от ужасов семейной жизни.
Сами братья встретились случайно, пересеклись где-то на извилистых речных дорогах западного Гардаша. По первости закрысились, едва не поубивали друг друга, но потом объединились в своей нелюбви к отцу и с тех пор больше не расставались. Писать и читать они не умели, в эйносах разбирались не лучше безмозглых рапов, дни предпочитали коротать тягая железки и наливаясь пивом, а из всех жизненных радостей уважали лишь хорошую драку и баб. Зато в этом им не было равных – даже в Приречье, закончив перетаскивать всякое из мастерской Брака, они умудрились закуситься одновременно с молотобойцами и лесорубами у кабака, после чего технично начистили лесовикам морды и отправились окучивать единственную доступную в поселке женщину. И, вроде как, преуспели.
У братьев было две мечты на троих, ради исполнения которых они готовы были даже ослушаться Раскона, которому в остальное время подчинялись беспрекословно. Первая мечта была далекой и недостижимой, так как начистить рыло Жердану-Отцу мечтала половина мира, а, судя по отсутствию слухов о нем в последние годы, кому-то это вполне могло удасться. А вторая мечта была чуткой, нежной и даже в чем-то трогательной – братья хотели разыскать где-нибудь четвертого Жердана, взять его под свое крыло и сменить прозвище команды с неблагозвучной “Троицы ублюдков” на солидный “Шарговый Квартет”, для чего даже заказали у скорняков фигурные нашивки, до поры до времени ожидающие своего часа в бесчисленных карманах их черных кожаных плащей.
Брака они при первой встрече допрашивали с дотошностью доминионских следователей, поминутно сбиваясь и помогая друг другу донести мысль. Общий словарный запас природа распределила между ними совершенно непредсказуемым образом, зато взамен наделила феноменальным чувством локтя, позволяющим понимать друг друга с полувзгляда и дополнять сказанное почти без пауз. В десятый раз убедившись, что про других Жерданов калека в жизни не слышал, они потеряли к нему интерес и с тех пор почти не обращались. Что Брака полностью устраивало – при близком общении братья производили странное и пугающее впечатление, сродни наблюдению за голодным драком в своем логове – вроде и восхищаешься красотой твари, но один лишний звук – и оно тебя сожрет.
На горже эти трое занимались всем подряд, без какой-либо системы. Таскали туда-сюда груз, изредка помогали Кандару с железками, ворочали ворот лебедки, удерживающий связку плотов… Но в основном троица просто сидела под здоровенным навесом, накрывающим большую часть палубы, и зубоскалила. На расположившегося там же Брака, с горем пополам приводящего в порядок свой верстак, они внимания не обращали.
Уже под вечер “Вислая Карга” зашла в небольшую, но глубокую заводь, укрывшуюся в тени поросшего лесом холма. Выбравшийся из своей берлоги Раскон объявил ночевку, вызвав облегченный вздох команды и слегка разочарованный – Брака. Тому хотелось посмотреть, как горжа будет идти по ночной реке, но капитан рассудил иначе. Русло узкое, изобилующее древесными завалами и поворотами, да и отмелей тут хватает. Днище у горжи крепкое, но лишний раз нарываться в темноте на скрытый под водой валун – лишние проблемы. Да и спешки не было
