Книга Дама чужого сердца - Наталия Орбенина

Перфильев замер в своем укрытии. Ему казалось, что он не дышит и слышит глухой стук своего сердца. Лоб вспотел, но он не шевелился, боясь шелохнуться.

Между тем спектакль, на который он явился зрителем таким оригинальным образом, начался. И через некоторое время Эмиль Эмильевич позабыл о своем страхе, настолько его ожидания оправдались. Герои-любовники предавались утехам, не подозревая, что доставляют удовольствие не только друг другу, но и еще одному участнику действа. Перфильев готов был улететь на небеса от возбуждения и мысли о том, что ненавистный благодетель явился перед ним в столь игривом виде. В его сознании уже мелькали картины того, как если бы втащить фотографический аппарат… Громоздко, шумно… А то славное могло бы выгореть дельце. И вот бы тогда Соломончик поплясал!

Между тем прелюдия подходила к концу, и парочка устремилась к ложу. Барышня первая нырнула в его необъятные недра и призывала Иноземцева скорее к ней присоединиться. Соломон Евсеевич малость замешкался в белье и, прыгая на одной ноге, тоже оказался под необъятным одеялом. Перфильев зажмурился от удовольствия, впитывая в себя все звуки и движения. Как вдруг возня под одеялом приняла какой-то нервный характер.

– Что ты щекочешься так сильно? – капризным голосом простонала девица.

– Это я хотел тебя спросить, – последовал несколько недовольный ответ.

Соломон хотел вновь приступить к лобызаниям, как нечто снова отвлекло его от любовной игры. Он обеспокоенно завозился в кровати. Барышня села и смотрела на него с удивлением.

– Да что ты там возишься, что ищешь?

Перфильев замер, недоумевая, где допустил оплошность. Что еще там? Перо от подушки колет или сено угодило случайно?

Соломон между тем откинул одеяло и провел рукой по белью. И в этот миг флигель огласил его вопль, ужасный, звериный. Девица взвизгнула и выскочила из постели. Из простыней, из складок одеяла, из-под подушек, отовсюду резво бежали пауки. Их было множество, легион, они весело и деловито рассыпались в разные стороны.

– А… о… – Соломон не мог говорить. Оторопь парализовала его.

– Прочь, прочь, мерзкие твари! – визжала барышня, пытаясь гнать охапкой своего белья незваных гостей.

Но от того, что она стала их гнать, пауки только взбодрились, и некоторые метнулись в поисках спасения на первое, что попалось, а именно на голое тело Иноземцева. Узрев врагов на своих ногах и руках, почувствовав, как они резво перебирают своими лапками, Соломон Евсеевич понял, что сейчас, кажется, потеряет сознание.

Перфильев же, став невольным свидетелем неожиданного поворота сюжета старого спектакля, решил, что пора уносить ноги, и тихонько стал пихать задом дверку чуланчика, чтобы улизнуть незамеченным. Откуда появились мерзкие твари, он не мог и помыслить. Но сейчас было не до этого. Надо было быстро убираться. Но дверь не поддалась. Перфильев похолодел, ведь он не запирал ее! Попробовал еще раз, нет, не идет. Он в ловушке! Да что же с дверью?! Ноги его подкосились. Он уж не смотрел за представлением. Между тем девица с воплями пыталась надеть на себя что-нибудь, отогнать пауков и не дать любовнику потерять разум. То, что с Соломоном происходит нечто невообразимое, она поняла сразу, потому как у него стали закатываться глаза, затряслись руки, он побелел.

И тут оба любовника услышали странную возню в углу у чулана, за тяжелой портьерой.

– Господи, – закричала барышня, – а это что еще там?

Соломон с хрипом поднялся на ноги и, выставив вперед голову, как бык, ринулся прямо на портьеру, не глядя, что же за ней. Рванул и мертвой хваткой зажал полуживого от ужаса Перфильева.

– Паук! – хрипел Соломон, и пена пошла у него изо рта. – Паук!

Девица, увидев Перфильева, кинула в него чем-то из своего белья.

– Мерзавец! Это ты все устроил!

Но он не мог ей ответить, настолько сильно сдавил его Иноземцев. Пытаясь освободиться, Эмиль дернулся, и они оба упали на пол, зацепили напольный подсвечник, и тот опрокинулся. В этот же миг пламя весело перескочило на край занавеси, стало лизать ковер и скатерть.

Девица, забыв об одеждах, бросилась к двери и повернула ключ, надавила, но дверь не распахнулась. Она с воем принялась кидаться на дверь и колотить ее. Но дверь не поддавалась. Тогда она вернулась к дерущимся.

– Оставь его, оставь! Мы горим! – вопила она, пытаясь отодрать Перфильева от Соломона. Но тот не слышал ничего и только хрипел:

– Паук! Паук! Я убью его!

Пена шла изо рта Соломона. Эмиль бился, как зажатый в тисках, они катались по полу, барышня металась у двери. А огонь пожирал обстановку храма любви. Его пламя стало неукротимым. Дым заволок все помещение, стал удушливым и нетерпимым. Злополучная барышня еще что-то взвизгнула и упала без сознания. Пламя взметнулось стеной.

Перфильев рванулся изо всех сил, и в этот миг хватка обезумевшего Иноземцева ослабла. Он завалился на бок безжизненным бесформенным мешком и замер. Эмиль Эмильевич не стал тратить время на выяснение, жив ли патрон или нет. Самому бы ноги унести. Он перебрался через тело и устремился к двери. Повернул ключ, туда, сюда, дверь не отворялась. Из последних сил он упал на нее тяжестью своего тела. Дверь заколебалась, и тут он понял, что она приперта снаружи! Господи Иисусе, да кому же это понадобилось, эдакое злодейство, сжечь всех заживо! Он еще раз, как раненое животное, бросился на дверь, но она не поддалась. Перфильев заскулил и стал оседать около двери, царапая ее ногтями и чувствуя, как ядовитый дым проникает внутрь его естества.

Фаина Эмильевна убежала недалеко. Она запыхалась, от пережитого ноги не слушались нести полное тело. Уморившись, она поняла, что сил нет дойти до дома. То есть до той пустой и одинокой обители, которую Соломон определил ей как новый дом. Фаина оглянулась и увидела вывеску кухмистерской, вошла и заказала себе чаю с пирожками. Пока ждала заказ, невольно задумалась. Что ж, Соломон боится пауков до безумия. Когда в момент наивысшего наслаждения отвратительные твари начнут выбираться из неплотно затянутых мешочков, он испытает такой ужас, такое отвращение, которое навеки убьет в нем всякие чувства к той, которая оказалась с ним в этот неподходящий миг. Да и барышня сочтет, что господин благодетель, по меньшей мере, не в своем уме, коли потерял человеческий облик при виде безобидной насекомины. Глядишь, и тоже решит сыскать себе что-нибудь поспокойнее.

Принесли горячие пирожки. Она надкусила один и засмеялась, радуясь вкусной еде и собственным приятным мыслям. Прошло около трех четвертей часа, как вдруг до слуха Фаины донеслось тревожное позвякивание, крики. Сердце екнуло нехорошим предчувствием. Да полно, что могло случиться!

– Пожар! – донеслось с улицы. – Пожар!

Фаина подхватилась и выбежала вон. Перебегая на другую сторону улицы, а потом за угол, она уже не сомневалась, что увидит. Предчувствие ее не обмануло. Столб черного дыма клубился над домом Иноземцева. Пожарная команда уже развернулась и устремилась на борьбу с «красным петухом».