Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Три с половиной месяца спустя после казни Волынского императрица Анна Иоанновна слегла и вскоре умерла. Последние слова ее были обращены к Бирону: «Не боись!» Продержался Бирон без Анны Иоанновны всего три недели.
Зря он внял совету «не боись». Бояться следовало.
Или не лютовать.
Или бояться.
Тут третьего не дано.
Она замечала, что некоторые знакомые стали ее сторониться. Забавно. Про все это она читала, знала по книгам, как это бывает. Ничего нового. Это даже хорошо, что такие отпали.
Зато появились другие. И были такие примеры бескорыстия и поддержки, которых без этой беды она никогда бы не узнала.
Вот, например, как она прилетела из Берлина тогда, если даже по дому едва передвигалась? Позвонила их общему с Элькой другу в Питер.
– Ты занят?
– Для тебя нет.
– Эльку и Ромку арестовали. Мне надо в Москву. Ты не можешь прилететь в Москву, встретить меня, я боюсь, не доберусь сама?
– Подожди, подожди. Нет, в Москву – нет.
Саша слышала, как он стучит по клавишам компьютера. Все-таки занят, отрывает она его от дел.
– Вот! Нашел, – услышала она голос друга. – Я сегодня к вечеру в Берлин прилечу, а завтра мы вместе с тобой из Берлина в Москву махнем. Билеты я уже в Интернете оформил.
И прилетел, и вместе ждал в Москве, когда выпустят Ромку.
А потом немедленно отправился к себе, его дела в это время простаивали.
Это и есть чудо дружбы. Через таких друзей приходит Божья помощь.
Так что?
Слава Богу за все?
Да! Только помоги, Господи, моим деточкам!
Она долго не могла оставить попыток доказать что-то собственному государству.
Пыталась говорить с прячущими глаза журналистами.
Однажды решилась пойти к верхнему соседу-режиссеру, мужу Элизабет, с которой установились ровные дружеские отношения. Элизабет знала о Сашином ужасе, сочувствовала, качала головой.
– Может быть, рассказать им подробности, может, помогут? – понадеялась Саша. – Все-таки он публичный человек, со многими знаком. Может быть, подключить зарубежную прессу. Им-то чего бояться?
Она зашла вечерком, стараясь быть по-человечески любезной и светской, что ей удавалось с колоссальным трудом.
Рассказала все (в который уже раз она все это рассказывала разным людям).
Муж Элизабет поцокал языком:
– Да! Видная деваха. Видел ее… Ноги… Все дела… Что ж она так… прокололась. Надо же понимать, в какой стране живешь.
Вдруг Саша вспомнила о важном. Подумала, вот расскажу ему об Эле, чтоб он понимал, какая она.
Она рассказала о фашистах. О желтой звезде на Элькином платье. Впервые кому-то рассказала. Такими вещами хвастаться грех. Но сейчас не могла иначе. Думала – во спасение.
Режиссер слушал, презрительно кривился.
– Ну, что ж это она так… неосторожно. Это – опасно. Это надо понимать! А то, что она сделала, понимаешь, евреям сейчас это не нужно. Евреи теперь за себя постоят без всяких этих выкрутасов.
Саше казалось, что она ослышалась. Она посмотрела на невозмутимую Элизабет. Та слегка пожала плечами, мол, это свободное мнение моего выдающегося мужа, на которое он, как пострадавший в свое время от тоталитарного режима, имеет полное моральное право.
Значит, не нужно. Жертве тоталитаризма, конечно, виднее. Он же не раз говорил, спьяну, правда, но зато честно, что он – глашатай своего народа.
Стало быть, кому же и знать, как не ему.
И то ладно.
Самый главный, окончательный и бесповоротный урок, который Саша вынесла: на милосердие и понимание тех, от кого зависит твоя жизнь, рассчитывать не следует никогда.
Барахтаться надо самостоятельно. Выпрыгнешь – молодец. Нет – лежи на дне мертвым телом. Всплывешь – поохают, и только.
Но сочувствия и уважения от тех, у кого власть, не будет.
Ну, сколько можно примеров? Для чего читать все эти книги и слезы лить от бессильного сострадания? Надо же хоть какие-то уроки извлекать, хоть какие-то понятия забивать в свою упрямую голову, полную наивной надежды.
Вот уже больше двухсот лет, как состоялась казнь Егорушки-праведника из тургеневской прозы. За то, чего не совершал.
Состоялась? Да!
Вопросы есть?
На склоне лет, незадолго до кончины, дед Антона, знаменитый генерал, не раз рассказывал Саше об одном эпизоде из его боевой молодости. По его словам, он долго охотился за главарем «белобандитов», устраивал засады в населенных пунктах, в лесах, выслеживал и в конце концов поймал. Одолел, связал. И повез связанного врага на телеге через лес к своим. Белый офицер, крупный человек, богатырского телосложения, которым тогда отличались русские люди, какое-то время молчал, а потом сказал:
– Знаешь, а ведь я давно мог тебя убить. Много раз на мушке держал. А рука не поднималась – ты же свой, русский, православный. Красивый парень. Тебе жить и жить. Вот я тебя и пожалел. А ведь ты меня не пожалеешь!
– Не пожалею, – ответил парень.
Не пожалел.
Зачем он несколько раз повторял эту ужасавшую Сашу историю, всегда заканчивая словами: «Не пожалел»?
Сильный был человек, упрямый, не из тех, кто сомневается. А вот что-то к концу жизни не давало покоя, цепляло. Он словно бы опоры искал, поддержки. А как тут было поддержать, когда почему-то страшно становилось, не дай Бог как. Ведь не помешать, не вернуть, не изменить.
…Не пожалел…
Испанского поэта Федерико Гарсия Лорку предупреждали о грозящей опасности.
Почему же он не бежал, не прятался?
– Я поэт, а поэтов не убивают.
Ах, еще как убивают!
Рука еще ни у кого не дрогнула.[12]
Девять месяцев, с июля по апрель, длился Сашин ужас. За все это время она ни разу не спала ночью дольше получаса. Но никогда раньше и никогда потом не посылались ей такие прекрасные, полные света, любви и надежды сны. Господь дарил утешение. Просыпалась каждый раз (с вернувшимся удушьем, судорогами) – не в жизнь, в небытие. То, что было с ними все это время, жизнью назвать никак не получалось.
Больше всего из живого на земле любила Саша деревья. Гладила их, прижималась, обнимала, когда оказывалась рядом.
Сейчас она, как никогда, чувствовала себя подобной живому дереву, вросшему корнями в почву – не убежать.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
