– Добрый день, - раздался голос Левандовского, и я выпрыгнула из своих мыслей, обнаружив, что показ уже начался и он стоял на подиуме, произнося приветственную речь. – Для начала, я хотел бы представиться. Моё имя Адам Левандовский. Отныне только так и никак иначе, - сказал он, и мы с Алисой переглянулись. Мне стало ещё дурнее и затошнило от предположений, что могло с ним произойти. Никогда не видела его таким строгим и даже злым.
– Ты знала об этом? - прошептала Алиса.
– Да, в семье его только так и называли.
– За упоминание моего прежнего имени, может последовать увольнение для сотрудника нашего модного дома, а пресса... До встречи в суде, если я что-то недоступно объяснил. Думаю, все немного удивлены тому, что тематика показа была переиначена под траур, но кто может не согласиться с тем, что смерть – неотъемлемая часть нашей жизни. И она никогда не происходит вовремя и ожидаемо. Всегда непредсказуемо. Поэтому, этот показ посвящается смерти и моему отцу Люциану Левандовскому.
Он прочистил горло, и среди полнейшей тишины, зачитал стихотворение:
Посвящается впалым глазницам,
Стылой крови, холодным рукам,
Постепенно бледнеющим лицам,
Заунылым последним стихам,
Старым, веящим сыростью платьям,
Сладко пахнущим тонким шарфам,
Фотографиям в траурных рамках,
Ветхим письмам, увядшим цветам,
Серым краскам безрадостных будней,
Эпитафиям чёрных камней,
Сожаленьям, словам безрассудным,
Отголоскам потерянных дней...
– Какой мрак... - шепнула Алиса, в то время, как я уже утирала слёзы, набежавшие из-за стихов Адама и той энергии, которую он в них вложил.
Как только Левандовский замолчал, заиграла музыка, и он ушёл с подиума куда-то за кулисы.
– Мика, давай. Самое время мириться.
– Я понимаю, но за кулисы кто меня пустит?
– Да плевать! Ты же говорила, что он назвал тебя при всех своей невестой. Наверняка, тебя все запомнили. Видишь, там есть вход, чтобы тебе не пришлось лезть на подиум и привлекать внимание. Давай, бегом! Потом сопли жевать будешь, а сейчас действуй.
Я сорвалась с места, пробежала за спинами зрителей, к счастью ничего не задев и не споткнувшись, и нырнула в неприметную дверь возле подиума. Я действительно попала за кулисы. Среди всех людей, я знала только Каролину, которая готовилась к выходу.
– Привет! - вскрикнула я, и подбежала к ней.
– Мика! Да, привет. Прости мы бы поболтали, но я сейчас буду дефилировать. Можешь подождать или вместе выйдем?
– Прости, ты не видела, куда ушёл Левандовский?
– Он вышел отсюда сразу после своей речи, наверное в свой кабинет свалил. Ты могла такое от него ожидать? Мужики в своём репертуаре. Депрессируют без предупреждения.
– Удачи, Каролина, - протарахтела я, и выбежала в открытую дверь, свет из проёма которой виднелся в глубине закулисья.
Я оказалась в длинном коридоре. И как отсюда попасть в кабинет Адама? Кругом было тихо и пусто, потому что все были на показе, и я двинулась прямо, надеясь, что как-нибудь выйду к знакомой локации.
Глава 87Далеко идти не пришлось. Я подошла к двери, которая являлась туалетом, и почувствовала запах сигаретного дыма. Осмелилась войти. Передо мной возникли ещё две двери, и не смотря на риск позора, я вошла в комнату для мужчин и обнаружила Адама. Он сидел на полу у окна, прижавшись спиной к стене, курил и смотрел в одну точку. Я поняла, что немного боюсь его. Что, если Левандовский сейчас будет грубым со мной? Как мне нужно будет действовать? Стоит ли унижаться и просить прощения?
– Пани Мариневска, - безразлично сказал он, мельком глянув на меня, и выпустив дым из своих ноздрей. Он всегда был таким красивым?
– Привет, - робко поздоровалась я, и подошла немного ближе.
– Мы сегодня виделись.
– Да, но не здоровались.
– И где были мои манеры... Прошу прощения, пани Мариневска, - у меня сердце болезненно сжималось от его грубости или просто равнодушия. Адам казался совсем чужим, будто я никогда не была близка с ним. Надеюсь, я не расплачусь и не убегу раньше времени.
– Адам, что случилось?
– С чего ты взяла, что что-то случилось?
– Я никогда не видела тебя таким грустным, поникшим и злым.
– Даже злым?
– Да, мне немного не по себе, и кажется, что ты сейчас накричишь на меня. Мне страшно.
– Тогда зачем ты здесь? Я не собирался пугать тебя.
– Нет... Меня пугает, что я раздражаю тебя. Всё портится... А ещё страшно, когда постоянно весёлые и активные люди вдруг впадают в тоску. Значит всё действительно плохо.
– У меня всё в порядке, как и у тебя. Не так ли? - подколол он меня, припомнив то, что я не открывалась ему полностью. – И ты меня не раздражаешь.
– Прости меня, - вздохнула я, и присела на колени возле ног Адама, немного коснувшись его рукой.
– За что?
– За то, что ничего не делала для наших отношений.
– Мика, извини, но я сейчас не могу об этом переживать, и говорить... Дай мне немного времени. Я приду в себя, подготовлю оправдание относительно Януша и своего прошлого, и буду снова тебя добиваться. Обязательно. Но позже. Сейчас мне нечего тебе дать. Прости...
– Скажи... Пожалуйста, скажи, что случилось.
– Да ничего, Мика. Ничего... Просто так вышло, что мой отец был жив всё это время, незримо вмешивался в мои дела, и вот теперь мы простились с ним навсегда, потому что он умер.
– Как же так? Но почему ты не знал, что он жив?
– Потому что он так захотел и попросил об этом маму. Он вдруг захотел свободы, и бросил нас, придумав легенду о своей смерти, чтобы я не думал, что со мной что-то не так. Твою мать... И в итоге, я только так и думал... Как идиот боялся всю жизнь ездить на авто, носился с воспоминаниями о нём, как о самом лучшем, что было в моём детстве, а он просто струсил и даже не нуждался в моей памяти.
– Мне очень жаль... - я взяла его за руку. Он поддался, но будто не ответил взаимностью. – Как ты узнал, что он жив?
– Мама рассказала, что он жив, а теперь при смерти из-за тяжёлой болезни, и хочет попросить у меня прощения лично... Лучше бы всё осталось, как было. Эгоист... Чёртов эгоист... И я такой же. Весь в него.
– Не говори ерунды. Я никогда не видела, чтобы ты думал только о себе.
– Значит, ты мало меня видела, - горько усмехнулся он. – Я скоро продам "Левандо". И помещение, и сам бренд.
– Что? Но почему?
