— А что случилось потом? — сглотнула она подступивший к горлу ком. Ком слёз, горечи, отчаяния.
— После небольшой ремиссии и видимого улучшения, пошло нарастание бластных клеток, — подошёл к Илье Сергей Захарович, откинул одеяло, осмотрел грудь, пощупал пульс, оттянув веки, осмотрел покрасневшие склеры, заставил его даже открыть рот, пока с замиранием сердца все ждали, что же он скажет. — А значит химиотерапия больше не целесообразна.
Глава 79. Эрика— К сожалению, — Елена Владимировна села на место Эрики, внимательно глядя на мужа, — томография показала прогрессию нейролейкоза, а нейротоксичность проводимой химиотерапии скорее нанесла бы непоправимый вред, чем помогла. В таком состоянии она представляет бо̀льшую угрозу для жизни высоким риском церебрального кровоизлияния, чем её отсутствие. Плюс угроза тромбоза нижних конечностей, если мы продолжим вливать повышенные дозы тромбоцитов. Поэтому на основании данных анализов и согласно протокола лечения было вынесено трудное решение о переводе Ильи на паллиативную терапию.
— Что всё это значит? — остановилась Эрика, из всей этой медицинской белиберды не понимая ни слова.
— Это лечение, направленное на облегчение симптомов болезни в безнадёжных случаях, — с присущей ей прямотой ответила Юлия Геннадьевна.
Эрику словно ударили наотмашь по лицу.
— Но ведь можно найти донора. Илья говорил, если совпадение будет девяносто процентов. — Боль рвала её на куски, но Эрика ещё держалась, не позволяя себе сдаваться. — Я читала, есть фонды, они сотрудничают с базами доноров других страх.
— Нет нужды в других донорах, — вздохнула Юлия Геннадьевна. — Все эти статьи в интернете такой хлам, Эрика. Наука давно шагнула вперёд. Сейчас и пятидесяти процентов совпадения достаточно. Уже года три как применяется так называемая гаплотрансплантация костного мозга. А значит любой ближайший кровный родственник может стать донором.
— Так почему же тогда вы её не делаете? — переводила она взгляд с врача на Юлию Геннадьевну и на поражённого, застывшего Майка. Видимо, только для него и для Эрики всё, что они слышали, звучало впервые.
— Протокол лечения при остром промиелоцитарном лейкозе не предусматривает трансплантацию, — покачала головой врач.
— Да прекратите вы прикрываться своим протоколом! — выкрикнул Майк.
Эрика пошатнулась.
— Нет, — выдохнула она, глянув на Илью и слёзы потекли сами. — Нет, — опустилась на колени перед кроватью и обняла его за ноги. — Пожалуйста, нет.
— Ну, я с тобой ещё немножко побуду, — погладил её Илья по голове.
— Но ты же обещал, помнишь? Обещал чистить зубы щенкам, — она села на пятки, вытирая слёзы двумя руками. — А ель. Когда мы высаживали эту ель, — показала она в окно на всё ещё обвешанную мишурой ёлку, — ты сказал, что, если захочет жить, она приживётся. А сам?
— Поверь, родная моя, — слёзы стекали по его щекам, оставляя дорожки, и исчезая за ушами, впитывались в подушку. — Больше всего на свете я хочу жить. И сейчас даже больше, чем когда-либо. — Он выдохнул. — Но, если бы всё зависело только от моего желания.
Илья закрыл глаза и вздрогнул, когда на кровать запрыгнул Жопь. Словно думая, что никто его не видит, кот крался, пока Илья не накрыл его рукой и не потрепал по голове.
— Может, мы всё же увезём тебя в Америку, и там врачи от тебя не отмахнуться? — вытерев слёзы, зло шмыгнул носом Майк.
— Я сожалею, Михаил, — встала Елена Владимировна отключить капельницу. — Но мы уже говорили с Юлией Геннадьевной об этом. Показатели крови таковы, что Илью нельзя транспортировать. Тем более совершать такой длительный перелёт. Даже под контролем врача есть вероятность, что мы его потеряем.
— Миш, — обняла бывшего мужа Юлия Геннадьевна, — я же не просто так улетала. Я была в той клинике, куда ты хотел его увезти. Я была ещё в двух центрах со всеми бумагами, анализами и снимками. И везде мне сказали то же самое: они ничем не смогут помочь. А если учесть, как там все боятся судебных исков, то ни за какие деньги они не возьмут на себя такую ответственность. Если ты всё ещё веришь, что в Америке всё самое лучшее — забудь. Даже нефтегазовое оборудование у нас в Колпино делают лучше, чем у вас в Бостоне.
— Могу официально подтвердить, — улыбнулся Илья. — Наши тоннельные заглушки самые тоннельные из всех заглушек в мире.
Он заставил улыбнуться всех. Но сил у него словно и осталось только на эту улыбку.
— Пойдёмте, — махнула Елена Владимировна рукой. — Илье надо отдохнуть.
— Сколько? — спросила её Эрика, выйдя проводить на крыльцо.
— Неделя, может две, или три, — вздохнула врач.
Всё поплыло у Эрики перед глазами. Что она скажет детям? Как они будут жить? Как вообще можно жить, если его не станет?
— Мужайтесь, — обнял Эрику Сергей Захарович. — И не сдавайтесь. Никогда не сдавайтесь.
— А что мне остаётся ещё? — закуталась она в тонкую кофту, что прихватила на ходу, но дрожь что её колотила была не из-за холода.
«Только лечь и умереть рядом с ним», — ответила она сама себе, когда они уехали.
Ноги сами подкосились. Она упала на колени в жёсткий снег и зарыдала.
— Говорят, каждому даётся по силам, — подняла она к синему вечернему небу лицо. — Но я слабая. Слышите там? Слабая! Я не справлюсь. Не смогу с ним попрощаться. Не смогу его похоронить. Я не хочу, не могу, не умею жить без него. Я не смогу… Без него…
