К концу второй недели нашего квартирно-коечного союза Яна начала заметно вянуть. Если в первые дни она вставала раньше будильника и бежала готовить завтрак: пашот, каши из киноа, тосты с авокадо, сырники и кучу всего, то сейчас просыпается притихшая и вместо очередного кулинарного экспромта наспех варит яйца и кофе, после чего уезжает на работу. Я пытался с ней это обсудить, но она только головой мотает и говорит, что с ней все в порядке. Меня это злит. Не Яна, а собственная беспомощность. Знал бы, что делать, не мешкая ни секунды, поехал и сделал. Ясно же, что она из-за отца расстраивается. Я не сомневаюсь, что они со временем начнут общаться, — он перебесится, соскучится, поймет, что дочка взрослая, а он, старый баран, на хер больше никому не нужен, и придет. Вот только когда это случится? Мне все это время на Янино кислое лицо смотреть и себя изводить?
— Ян, — я подхожу к ней, пока она сосредоточенно стучит клавишами ноутбука за кухонным столом, и сажусь напротив. — Я с работой раскидался, можем лететь в Португалию. Завтра скажу Кире, чтобы билеты и отель забронировала.
Яна застывает над экраном, и на ее лице проступает растерянность. Мне снова это не нравится. Месяц назад она про достопримечательности Лиссабона разве что во время секса не рассказывала, а сейчас смотрит, будто я на китайском говорю.
— Я не уверена, что меня отпустят с работы.
— У тебя же неделя неизрасходованного отпуска есть. Я с Варламовым завтра сам поговорю.
— Может, чуть попозже? — выражение глаз у нее какое-то загнанное. Хочется взять ее за плечи и как следует тряхнуть, чтобы привести в нормальное состояние. — Сейчас время не совсем подходящее.
— Новости, что ли, от отца есть какие-то? Со здоровьем у него проблемы?
Мотает головой и прячет глаза. Все, блядь, как я люблю.
Я и правда в стороне хотел держаться, но, похоже, не выйдет. Съездить надо будет завтра к Галичу и конкретно с ним поговорить. Меня видеть не хочет — по хер, но с Яной пусть мосты наведет. По воскресеньям у него на даче чай вдвоем горный пусть гоняют — этого ей для улыбки достаточно.
В офис на следующее утро я приезжаю голодным: Яна уехала на работу раньше, сославшись на срочное дело, и оставила меня без уже привычного завтрака. К хорошему и правда быстро привыкаешь. Я прошу Киру принести двойную порцию эспрессо и на полтора часа впираюсь в ноутбук. Немцов из Питера, тот, кто франшизу «Метелицы» купил, фотографии интерьера переслал на одобрение, страховая — оценочный лист, и риелтор ссылок на земли накидала. С появлением Яны в квартире стало неожиданно мало места, и я вновь вернулся к мысли о строительстве. Огромного дома, как у Галича, мне не хочется — у него целый полигон. Квадратов триста пятьдесят — край четыреста, два этажа, и чтобы водоем был поблизости. Яне же нравилось квартиру украшать — в своем доме ей тем более будет где разгуляться.
Остановившись на двух вариантах, оба в Новорижском, я захлопываю ноутбук и из-за двери вдруг слышу разъяренный бас, который больше ни с чьим не спутаю. Неужто телепатия существует и Семен сам в гости пожаловал?
Я встаю из-за стола, чтобы убедиться, что мне не показалось, через секунду дверь распахивается, и на пороге появляется багровое лицо Галича и бледное — Киры.
— Андрей Вячеславович, я пыталась остановить… — испуганно лепечет она.
— Нормально все, Кир. Иди и никого пока ко мне не впускай.
Секретарша перебегает глазами с меня на Семена, после чего кивает и захлопывает дверь.
— Хорошо, что приехал. Как раз с тобой хотел… — договорить не получается, потому что Семен со всей дури толкает меня в грудь, и от неожиданности я влетаю в стену.
— Ты, тварь, что сделал, а? — я еще не успеваю прийти в себя, как его перекошенное лицо оказывается напротив моего, а ладонь сдавливает шею. — Ты чего, сука, натворил?
Первым делом я перехватываю его руку и, сжав запястье, опускаю. Гангстер, блядь. Кем себя возомнил?
Вторым делом спрашиваю:
— Ты не охерел на меня в моем же кабинете бросаться? Я же тебя убью ненароком.
— Да я тебя быстрее на ремни покромсаю. Ну ты сука. Все продумал, да?
— Ты о чем вообще?
— А ты не знаешь? Не знаешь?! — Семен так орет, что с каждой секундой желание засунуть кулак ему в глотку становится все сильнее. — Дочь моя беременна!
Он продолжает брызгать слюной и терзать мой пиджак, но я, судя по всему, временно лишился слуха, потому что ни хера его не слышу. В голове шумит, и я, машинально сбросив его руки, иду к своему столу. Сам не знаю, для чего, наверное, чтобы найти точку опоры. Яна беременна? Я стану отцом?
39Андрей
Всегда умел сохранять трезвую голову в критических ситуациях, но сейчас эта способность мне полностью отказывает. Я будто стою пьяный в хламину посреди забитого людьми зала, где каждый дергает меня за руки и хочет что-то сказать, пока я тщетно пытаюсь удержаться на ногах. Янка беременна.
— Знаешь откуда? — я отрываю глаза от счет-фактуры, на которую пялился секунд двадцать, и вновь смотрю на Семена. Тот по-прежнему бурый, как баклажан, желание убить все также горит во взгляде.
— Разница тебе какая? Ты хотя бы понимаешь, что наделал? Это же… Двадцать четыре ей, тебе сорок. Ты же жизнь ей испортил.
Я не сразу нахожусь с ответом, потому что не могу вместить в себя эту новость. То, что мы трахаемся, живем вместе, планируем поездки, выходит естественно и по желанию, но ребенок… Какой из меня отец? Я Серегиного сына на руки брать не хотел, голова большую часть времени делами забита, сюсюкаться не умею и не люблю. От мысли о том, что Яна в будущем захочет детей, конечно, не отбрыкивался, но она всегда оставалась на потом. Я планировал подумать об этом через год или через два.
Наверное, было бы проще, будь я как Серега. У того уже сын взрослый есть, а соответственно, опыт, он спокойнее меня и вообще со всех сторон куда более положительный персонаж. Я едва успел пообвыкнуться с тем, что состою в отношениях с женщиной, а новость об отцовстве — это как лопатой по голове. И почему Яна мне ничего не сказала?
— Сейчас она где?
— А ты ведь и правда ни хера не знал, как я посмотрю, — гневно цедит Семен. — Как я и говорил, ничего не меняется: ты член свой пристроил, а Яна по клиникам одна мотается.
Я на секунду прикрываю глаза и тушу желание повалить его на пол и как следует отмудохать за то, что в данный момент мешает мне нормально соображать.
— Ты заткнешься? Мне нужно ее увидеть.
— Ты не подойдешь к ней больше, ты понял меня? Думаешь, она тебе про ребенка просто так не сказала? Больше я жизнь дочери портить не позволю. Разберемся с последствиями, и увезу ее в Штаты, чтобы о тебе никогда не вспоминала.
И вот с этой секунды все начинает вставать на свои места. Второй удар лопатой меня полностью отрезвил. Вернее, как отрезвил — растерянность и шок отошли на второй план, и за ними пришла потребность убить.
