— Направо, — Кей нагнал меня в дверях, — потом во двор и снова направо. Дальше по тропинке и…
— Беседка, — прокомментировала я садовое строение. — Это и есть твое тайное место? Так просто? Хочешь сказать, это ты здесь никогда ни с кем не сталкивался?
— Не забывай об иллюзии. В данном случае, невидимости, — Кей поставил тарелку на скамейку и сел рядом.
— А разве с таким же успехом нельзя создать иллюзию в столовой? — задумалась я. — Оставался бы там под покровом своей невидимости.
— Ты представляешь, сколько сил нужно, чтобы создавать иллюзию для сотни человек, а потом еще и удерживать ее в течение какого-то времени? И так трижды в день? А здесь, мимо беседки, в лучшем случае пройдет один-два человека, так что затраты минимальны. Садись уже. И ешь, — он показал на место около себя, затем стянул повязку и приступил к пудингу.
— Опять улыбаешься, — заметил он, поглядывая на меня. — О чем думаешь?
— О том, как еще в первую неделю учебы Пашка подбил нас следить за тобой, — засмеялась я. — Ему не давало покоя, снимаешь ли ты когда-нибудь свою маску. Например, когда ешь или спишь. Разработал целую стратегию, чтобы вывести тебя на чистую воду. Но она с треском провалилась.
— Думаешь, я не заметил этого? — ухмыльнулся Кей. — И твоя просьба одолжить сахар, и попытки Павлика ходить за мной попятам… Но больше всех старалась Ханна. Шла напролом.
— Вообще-то, ты ей нравился, — осторожно заметила я, наблюдая за реакцией Кея. — Может, даже нравишься до сих пор. Она надеялась, что ты обратишь на нее внимание, что тоже выкажешь ей симпатию.
— Я обратил внимание, — отозвался Кей без особых эмоций и отправил в рот последний кусок пудинга. — Но взаимностью, увы, порадовать не мог. Я равнодушен к таким женщинам, как Ханна.
— Это к каким? Высоким, стройным, белокурым? — подначила я его.
— Зацикленным на своей персоне, — отрезал он, а потом добавил с очередной ухмылкой: — И не напрашивайся на комплимент. Я все равно не умею их делать.
— Да, я заметила. Красноречие у тебя хромает, — весело парировала ему я.
— И ухаживать красиво не умею. Цветы там всякие, подарки… Как этот твой, рыжий…
— Не напоминай мне, — я поморщилась, подумав о Николя.
— Зато со мной можно смотреть на звезды… — Кей лукаво прищурился.
А я который раз поймала себя на мысли, что не могу наглядеться на его улыбку, которую так долго скрывала черная повязка.
— Это лучше всяких цветов и комплиментов, — я потянулась к нему и быстро поцеловала в губы.
Кей среагировал мгновенно, собираясь вовлечь меня в более продолжительный поцелуй, но я его остановила, приложив палец к его губам.
— Опаздываем на лекции, — сделав строгое лицо, сказала я.
— Нашла развлечение, — недовольно вздохнул он.
— Может, тебе это не нужно, а вот мне… — я сама натянула ему повязку на лицо, — поучиться немного не помешает.
— Тема сегодняшней лекции: «Первая попытка свержения Зевса с Олимпа», — начала Афина свое занятие по Истории.
Я, возможно, и не отказалась бы это послушать, но меня отвлек Пашка, вцепившись со своими вопросами как рак клешнями.
— Я, это… Требую объяснений, — первое, что сказал он, подсев ко мне вначале самой лекции.
— По поводу? — я пыталась делать вид, что слушаю Афину.
— Как у тебя это получилось?
— Что именно?
— Ну, это… С куратором нашим… Того… — Пашка многозначительно подергал бровями.
— Что?
— Да ладно тебе придуриваться! Вся Академия на ушах из-за вас. Вон в столовке только о вас и говорили.
Я вздохнула: чего и следовало ожидать… Как это у меня еще уши не горят?
— Ханна даже от завтрака отказалась, — продолжал заговорщицки шептать Павлик. — Злая… Прямо ух! Похлеще Афины в гневе. А Николя… Аж всего перекосило. Так что готовься к какой-нибудь пакости с его стороны.
Это Николя может… И когда только угомониться?..
— Ладно, не хочешь говорить, как окрутила куратора, не надо. Просто скажи хотя бы: лицо его видела?
Я не удержалась и фыркнула, давясь смехом.
— Ну? Видела, да? Как оно, не страшное? Нормальное, да?
— Нормальное, нормальное… Более чем, — выдавила я из себя.
— А чего скрывается, не признался?
— Паша, — я посмотрела на друга, — любопытной Варваре знаешь, что сделали? А Кей ради своей тайны и не на это пойдет, ясно? Так что не проси меня ничего рассказывать.
— Но ты знаешь, да? Ведь знаешь? Ну скажи только, знаешь, да?
— Молодые люди! — металлический голос Афины вклинился в наш разговор. — Вам не кажется, что вы перепутали время и место для своих бурных обсуждений? А тебе, Ника, вообще не мешало бы вести себя незаметней, после отбывания наказания… Или еще раз в Аид прогуляться хочешь, теперь еще и с приятелем своим?
Вот же грымза!
— Мы уже молчим! — Пашка примирительно поднял руки. — Простите, больше не будем!
— Последнее предупреждение, — зыркнула на нас Афина и продолжила лекцию.
На следующих занятиях Павлик уже ко мне не приставал, зато я постоянно чувствовала на себе обиженный взгляд Ханны, а к нему вдогонку — презрительный Николя.
Час Куратора прошел напряженно: Пашка все время бросал ехидные шуточки с подтекстом, Ханна играла в оскорбленную диву, а Гилас парил где-то в своих мыслях. Ну хоть кого-то не интересовали перемены в моей личной жизни! Как же во время у Гиласа появилась новая любовь, а то коалицию Ханны пополнил бы еще один обиженный Эросом участник!
Вторую половину дня мы провели с Кеем снова на его любимом месте в горах. Правда, допоздна, или «до звезд», не засиживались: завтра меня ждал промежуточный зачет по Нимфологии, и нужно было хорошенько вызубрить все вопросы.
А вот о Дионисе-то я совсем забыла…
О том, что он тоже в курсе моих зарождающихся отношений с Кеем, я поняла, едва вошла в аудиторию. Все Виноделие Дионис не сводил с меня задумчивого и одновременного озабоченного взгляда, а по окончании лекции не дал мне уйти незамеченной.
— Ника, стоять, — скомандовал он, когда я попыталась тенью прошмыгнуть мимо. — У меня к тебе есть несколько вопросов…
— Не надо, Дионис! — я решительно повернулась к нему. — Не говори мне ничего! Тем более я знаю, что именно ты хочешь у меня спросить и о чем предупредить.
— Хорошо, — немного помолчав, отозвался он. — Тогда только один вопрос. Ты уверена в том, что делаешь?
— Да, — кивнула я.
— И не пожалеешь о своем выборе?
— Это уже второй вопрос, Дионис…
