Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Вскоре они достигли пещеры Фермоны, и Старший Бен совершенно по-новому переосмыслил и оценил то, что Краб сделал для него, когда он оказался брошенным в нору. Краб бросил там Бена одного на целую неделю, но лишь потому, что тщательно копался в куче Фермоны в часы, когда та спала, разыскивая мешочек с семечком, невзирая на свое ограниченное поле зрения.
– Где же? – шептал он сам себе, тщательно обшаривая кучу и перебирая предмет за предметом, включая банки с консервами, представлявшиеся ему огромными валунами. Как-то раз великанша шевельнулась, и Краб замер, сделавшись частью огромной кучи, так что его было невозможно засечь. Вскоре великанша снова громко захрапела, и Краб возобновил свои утомительные поиски. Вытащив мешочек с семечком, он поспешно перетащил его в угол пещеры и незаметно припрятал там, где бы смог легко до него добраться во время внезапной схватки с карликами. Ему пришлось по памяти восстанавливать план пещеры, потому что глаза у него слабели. Он обследовал и другие норы в каземате – в каждой томился голый пленник, безволосый и безумный, бормотавший себе под нос какую-то несуразицу.
– Эй, ты! – прошептал Краб одному из них. – Тебе помощь нужна?
– Гдсфкджсаддасдлкфасдфдсжилк!
Они почти утратили человеческий облик. Он не мог заставить себя глядеть на них слишком долго.
В день схватки Младший Бен приказал ему:
– Сползай в ту кучу и добудь мне оружие.
Однако Старший Бен уже кое-что подыскал и держал рядом и наготове, как бывалый солдат. Когда он увидел, как Младший Бен сражался с собакомордым и победил, то расплылся в улыбке, словно гордый старший брат.
Но самая трудная часть обучения и наставления своего младшего «я» – не считая допущенного столкновения катера с айсбергом, поскольку тропа вела прямо на него, – наступила после того, как они одолели Фермону и шагали по открытой степи, вдруг увидев мираж старого дома Бена. Своим никудышным крабовым зрением он едва видел расплывчатые очертания маленькой фигурки Питера, стоявшего на пороге в одной пижамке и широко улыбавшегося. С такого недостижимого расстояния он с равным успехом мог разглядывать знакомую горку. Однако Краб знал, на что смотрел.
Там твой дом, но на самом деле это больше не твой дом.
Не говори так.
Ты же знаешь, что это правда. Теперь это твой бывший дом. А настоящий дом – тропа.
Заткнись.
Он глядел, как Младший Бен ревел от горя, и завидовал его решимости и неодолимому стремлению вернуться домой. Теперь он стал уже не тем. В жизни наступает такой момент, когда ты успел так много повидать, что почти ничего тебя не удивляет и не будоражит, и это очень грустная минута. Мудрость так ужасно превозносят и переоценивают.
Они достигли развилки тропы, и теперь Крабу пришло время узнать, что же ждет его за левым поворотом. Он помахал клешней младшей, более надоедливой и порывистой ипостаси самого себя, точно так же, как Краб махнул ему столько лет назад.
– Не хочешь ничего с собой прихватить? – спросил у него Младший Бен.
– А мне ничего не нужно, – ответил Старший Бен. – В какой-то момент тебе тоже ничего не понадобится.
И на этой ноте, в самый подходящий момент он расстался со своим младшим «я», отправившись на поиски конца, без малейшей помехи преодолев невидимый барьер перед тропой. Он оттрубил свое. Теперь он, должно быть, почти у самого конца пути. Так было бы честно и справедливо.
Уж он-то знает, что к чему.
Глава тридцатая. Поезд
Бен ковылял по степи, то и дело поглядывая за изгородь из жердей в поисках того, что может ожидать его в очередной раз. Но в ограниченное поле крабьего зрения попадали лишь крохотные желтые лютики и бережки прудов, к счастью, наполненных простой водой, а не кровью. Над степью прогремела жуткая гроза, и Бену пришлось зарыться в землю у самого краешка тропы, чтобы его с нее не смыло.
Он долгие недели упорно полз по тропе, прерываясь лишь на крабий «сон», означавший отдых, будучи начеку. Он копался в мутных лужах, ища червей или еще что-нибудь съестное, но ему этого едва хватало. Клешни, когда-то гибкие и проворные, начинали костенеть и делаться хрупкими. И так неважное зрение становилось все хуже. Вскоре он одолевал всего лишь около метра в день, словно увяз в глине.
Задолго до этой злополучной «прогулки» они с Терезой каждое лето вывозили детей на пляжи Атлантического побережья в Делавэре и там иногда натыкались на лежащий на берегу крабий панцирь. Сперва он походил на живого краба, но когда дети подходили поближе и осторожно трогали его палочкой, та легко протыкала панцирь. Затем они его переворачивали, и тот оказывался пустым. И вот теперь, тащась по нескончаемой тропе, Бен чувствовал, что его внутренности вот-вот вывалятся наружу, оставив лишь окостеневшую оболочку, чтобы любой проходящий мимо мог раздавить ее ботинком. Может, я превращусь в камень. Может, меня превратят в ископаемое, и я на миллиарды лет окажусь сжат бесконечными слоями отложений. Вновь появятся и исчезнут динозавры, и астероиды начнут бомбардировать планету, и из человеческой протоплазмы вновь разовьются люди, прежде чем меня выпустят на свободу.
Грозы стали греметь реже, и безжалостное солнце опаляло степь, иссушая траву и делая ее бурой. Теперь он останавливался на несколько часов, чуть не бредя под испепеляющим жаром, иногда даже не помня, почему он оказался на тропе или зачем все еще по ней тащится.
И вот однажды он натолкнулся на деревянную ножку.
– Ой!
Это оказался полированный стол из сосны, стоявший посередине тропы. Бен поднял глаза, но не разглядел ничего дальше пяти сантиметров от себя. Он заполз под стол в пятнышко спасительной тени и увидел две ноги. Ноги пожилой женщины. Простые черные туфли без каблуков. Прозрачные колготки. Затем он услышал, как к нему обращается чей-то голос.
– Вы хотите снова стать человеком?
Я узнаю этот голос.
– Миссис Блэкуэлл? – спросил он.
– Да, я миссис Блэкуэлл. Вы хотите снова стать человеком?
– Да?
– «Да?» В ваших словах слишком мало убедительности.
– Извините. У меня жутко раскалывается голова, и я даже не знаю, какой сегодня день.
– Сегодня любой день, Бенджамин. Здесь нет нужды вести счет дням или числам. Вы теряете время. Вы через несколько минут умрете от обезвоживания и голода, если не ответите на мой вопрос.
– Да, – тихо прошептал он. – Пожалуйста… сделайте меня снова человеком.
Он услышал, как хлопнула пробка, и на него вылилась струйка прозрачной жидкости.
– Пейте, – сказала она.
Он высосал мутную, грязную жидкость. На это ушло мгновение, но как только зелье начало растекаться по телу, Бен сразу почувствовал изменения. Внутренности его надулись и распухли. Поле зрения словно взорвалось, а затем сложилось в ясную панораму, когда голова начала прорастать из крабьего панциря, словно голова младенца, выходящая из чрева матери. Его руки – настоящие человеческие руки – давили изнутри на панцирную оболочку и разнесли клешни на мелкие кусочки. На пальце снова оказалось отцовское кольцо. Крохотные крабьи легкие, усыхавшие от жары, вобрали в себя воздух и расширились, и он изрыгал из них последние остатки воды человеческим ртом, кашляя и отхаркиваясь чуть ли не до рвоты. Его рудиментарные конечности отвалились. Из гребных плавников выросли сильные, крепкие ноги. Длинные кости. Упругая кожа. Жесткие, чисто мужские волосы на ногах. Ступни! Да, у него появились ступни. Он мог нежиться в море и шевелить пальцами ног, держа в руке бутылку с пивом.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
