Кстати, о баранах. Была у огнепоклонников небольшая отара, самим хватало, но тут главное – шерсть. Конечно, Апшерон не Мурманск какой-нибудь, но зимой тоже холода бывают. Особенно сейчас, когда природа словно взбесилась. Али однажды попался на глаза на рынке свитер из настоящей овечьей шерсти, но никак не думал, что это отсюда, из Атешгяха. Теперь сам увидел, как женщины вяжут такие же свитера, шали, кофты.
А вот с теплицами не заладилось дело, воды мало. Нет, что-то, конечно, было, но не прокормиться. Поэтому и ходили регулярно караваны к молоканам и в метро. Туда везли свое, оттуда – продукты.
На осмотр всего нехитрого хозяйства Али хватило нескольких часов. Сильнее, чем кузни, его поразило ткацкое производство. Не станки, словно со старинных гравюр, а материал. Когда он узнал, что это обычная конопля, которой в округе навалом, то сначала не поверил.
– Плохо тебя, Али, в школе учили. При умном подходе все для чего-нибудь и сгодится, так что иди-ка лучше отсюда, не мешай работать.
Резкие, на первый взгляд, слова были произнесены с улыбкой и совсем не раздраженным тоном, и совсем не походили на грубость.
Горожане на удивление были очень доброжелательны и открыты. Им интересно было все, что происходит в метро, а взамен они готовы были помочь, даже если Али об этом не просил.
– Ты, Али, не обращай внимания на наших. Варимся тут в своем котелке, а мозг информации требует. Кто-то книжки читает, да не всегда силы хватает. Сам видел, жизнь не самая легкая. На молитву пойдете?
Али согласился, Мехри же, хоть и было ей любопытно, осталась с дочкой.
– Ничего, завтра мы девочку к нянькам отведем, там таких, как она, много, веселее будет.
Службой тот ритуал, что увидел Али, назвать было сложно, но для остальных все было привычно, в порядке вещей.
Жители собрались на площади у храма, кто-то сидел на циновках, кто-то стоял. Огни, как всегда, горели, разгоняя сумерки. Дневная жара уже уступила место прохладе, но тут было жарко. При появлении Эла толпа приветственно загомонила. Эльчин, а вернее, учитель Фахретддин, произнес небольшую проповедь. Али отметил, что не было в ней ничего особенного, так, наставления о жизни. Его друг словно подводил итог прожитому дню. А когда он закончил, люди, собравшиеся на площади, потянулись к огню, и каждый что-то шептал, приблизившись к пламени.
– Пошли, – Гюльнур потянула Али за рукав, – поблагодари за прожитый день и проси все, что хочешь.
Он хотел было отмахнуться, сказать, что не верит в священный огонь, но женщина была настойчива:
– Пошли!
Разговор продолжился, когда они шли обратно домой.
– Неважно, в кого и как ты веришь, молиться можно своему богу. Наш огонь еще никому не отказывал в помощи, главное – попросить.
* * *
Мехри определили на общественную кухню – в целом ей там нравилось, хоть и готовились блюда без изысков, простейшие. Али попросился в кузницу.
– Какой из тебя кузнец? Кожа да кости, ничего тяжелее ложки и не держал в руках.
– Обижаешь, не такой уж я и неумеха, как раз наоборот. А мышцы – дело наживное.
Уставал он смертельно, но жизнью был абсолютно доволен и забыл про все, что случилось с ними в недавнем прошлом.
Только прошлое ничего не забыло.
* * *
Учитель Фахретддин бросил бумагу на стол. Или сейчас он был Элом, Эльчином, другом Алишки Бабаева, попавшего в беду? Сложно сказать, и выбор тоже сложный. Между долгом и… И долгом. И выбрав одну сторону, он предавал другую.
Он всегда знал, что Амирхан был серьезным противником, но никогда еще судьба не сводила их вот так, лицом к лицу.
– Черт!
Мужчина в сердцах схватил послание, смял его и опять бросил, уже на пол. Потом поднял, перечитал.
Обер-бандит (так про себя частенько Эл называл главаря артемовцев) требовал выдать Али и его семью. В противном случае ни один караван не вернется из Баку в город огнепоклонников, люди останутся без еды. Нет, какое-то время они протянут. Вопрос: сколько? В том, что Амир исполнит обещание, Эл не сомневался.
Он вышел на площадку. Отсюда, с башни, было хорошо видно и горы, и огненную стену. Солнце стояло в зените и скрывало языки пламени. Вот она и случилась, война… Огонь не даст врагам проникнуть внутрь, но он не защитит их от голода.
Решение пришло неожиданно. Он поступит так, как должен. Черкнув пару строк, он крикнул:
– Самир!
– Слушаю, Учитель.
– Скачи-ка в город, на базаре чайханщика Тимура знаешь?
– Кто его не знает? Знаю, конечно.
– Передашь ему записку, скажешь, что от меня.
– Будет сделано, Учитель.
Будет сделано. Эл ни капельки не сомневался, что будет. Что ж, он принял вызов. Теперь осталось ждать и готовиться.
Нет, не надо думать, конечно, что Тимур был в курсе темных делишек Амира, он ничего об этом не знал и знать не желал. Но пару дней назад к нему подошел человек и попросил, если вдруг ему напишет сам учитель Фахретддин, то письмо не читать, а сохранить и дождаться, пока послание заберут. Человек дал Тимуру пару монет, но мог бы и не давать – чайханщик и без этого выполнил бы все точно, ему проблемы не нужны.
* * *
Ответ дошел до Артема через сутки.
– Максуда ко мне!
Вестовой пулей бросился исполнять приказ командира.
– Доброго дня, господин.
– Максуд, в каком состоянии наши машины?
– Тут или на материке?
– Джипы.
– Все на ходу были. У пикапа движок барахлил, починили.
– Когда связывался с гаражом?
– Два дня назад. Горючего полные баки, хоть сейчас бери и езжай.
– Пришел ответ, Фахретддин отдает нам Алибабу.
Максуд аж на стуле подпрыгнул.
– Отдает? Добровольно?!
– Ты что, глухой? – Амир рассмеялся. – Бери людей, завтра отправляешься к огнепоклонникам.
– Господин…
Максуд хотел сказать, что слишком легко все вышло и он боится подставы, но решил промолчать.
* * *
День начинался, как любой другой день. Вот заалело на востоке, первые лучи солнца разгоняют предрассветную мглу. Вместе с солнышком просыпается ветер: сначала его силы хватает только пошевелить травинками, но вот он уже вовсю заигрывает с листвой на деревьях.
Где-то закукарекал петух, и в тот же миг у горизонта полыхнуло золотом. День начался.
Быстрый завтрак, и все разошлись по работам. Пройдет несколько часов, и находиться под палящим солнцем станет совсем невозможно, тогда наступит время сиесты. Когда-то модное заграничное слово знали далеко не все, но сути это не меняло: в жару не работают, в жару – отдыхают. А как завечереет, можно снова трудиться.
