Есть еще одно пространство, еще одно бытие.
Есть еще одна материя, более темная, чем дыры среди межзвездной пыли.
Она находится в голове у человека.
Это не объяснить науке, этого нет ни в одном хранилище знаний.
Но эта черная дыра глубже, чем любое пространство или время.
Я не могу дать ответ на собственный вопрос: как человек может это организовывать?
Но я узнаю, если сам окунусь вглубь.
Если открою эту дверь.
Впереди ждало прямое столкновение с протовеществом, и Роман прекрасно это понимал — тянуть было нельзя. Но прежде чем отправиться на «последнюю битву», оставалось выяснить у Витали как можно больше. Он явно располагал огромными залежами информации по апейрону, и хотя выудить что-то стоящее было не так уж просто, результат мог стоить потраченных усилий. На данный момент оставался нерешенным самый важный вопрос: как лишить протовещество силы, как его победить? Волкогонов очень рассчитывал, что ответ к этой задачке запрятан где-то в голове безумного великана. Как показывала вся предыдущая беседа, Виталя, хоть и был не в себе, сохранил много полезных воспоминаний о времени, когда он, Лариса Николаевна и другие студенты занимались изучением апейрона. И если Грехова многого об экспериментах не знала, не хотела знать или забыла, то Виталя хранил и лелеял эти воспоминания. В конце концов, именно столкновение с протовеществом превратило его в безумца, и только воспоминания об исследованиях остались связью «дурачка» с окружающим миром. И как оказалось сейчас, эта связь давала надежду на спасение и для самого Витали, и для всех остальных людей.
Великан постукивал о землю своим штативом, что-то невнятно бормотал и тоже смотрел в сторону школы. Притом лицо его периодически искажала гримаса такой дикой злобы, что у парня начинали мурашки бежать по коже. «Ох и не позавидую я этому паршивому „сверхразуму“, когда Виталя до него доберется», — иронизировал про себя парень, чтобы унять нарастающее волнение и, чего уж греха таить, страх, от которого тряслись поджилки.
Но времени на то, чтобы собраться с силами, уже почти не осталось — кругом царила зеленовато-серая мгла, с неба нескончаемым потоком лилась вода вперемешку с нитками-трубками, ищущими тех, кто еще не превратился в марионетку, а улицы заполняли неподвижные фигуры, слабо покачивающиеся под ударами дождевых капель. Казалось, Пенза вымерла, превратившись в декорации для сюрреалистичного полотна… И Волкогонов не в тему подумал, что, если все наладится, он больше никогда не сможет смотреть постапокалиптичные фильмы. Может быть, он даже станет поклонником мультиков про бабочек или радужных пони… лишь бы навсегда забыть весь этот утопающий в осенней воде ужас.
Роман еще раз посмотрел на своего новоявленного напарника, сосредоточенно царапающего что-то на асфальте, признался себе, что изо всех сил оттягивает время, когда придется сделать шаг в сторону школы, тяжко вздохнул и наконец-то задал нужный вопрос:
— Виталя, прежде чем мы пойдем к апейрону, скажи: может, ты знаешь, как его победить? Чтоб наверняка. Нам бы это очень пригодилось.
Псих перестал чертить штативом каракули и криво усмехнулся с видом победного превосходства:
— Надо знать, как создать. А потом — чик — и перевернуть!
Волкогонов прикипел взглядом к довольной физиономии Витали и мысленно дал себе увесистого пинка. Такая простая мысль! Такая простая, и она не приходила ему в голову. Ни разу!
— Я знаю! — не удержавшись, радостно гаркнул он и сразу осекся, с опаской глядя по сторонам: даже сквозь шум ливня возглас прозвенел, казалось, на километры кругом, но, к огромной радости «заговорщиков», никто не обратил на это внимания.
— Я знаю, как его создали, — уже тише добавил Роман.
Взгляд Витали на мгновение стал осмысленным и невероятно сосредоточенным.
— Сотни лет лучшие умы человечества бились над этой загадкой, но так и не решили ее, а ты знаешь?
Голос безумца звучал так странно: глубоко, весомо, с ноткой менторского недовольства, будто перед Волкогоновым вдруг появился ученый, которому досадно, что невежа смог понять то, что не далось ему самому. Парень даже невольно сделал шаг назад, так неловко ему вдруг стало за свой выкрик. Может, он поспешил? Ведь знаний ему действительно не хватает, а тех, что есть, не наберется даже на конспект двоечника. По сути, Грехова ему ничего толком не объяснила, а «кровь девственницы» — то только догадка… которая к тому же сейчас звучала как законченный идиотизм.
— Лариса получила апейрон случайно, — отвернулся Виталя и снова стал ковырять штативом асфальт.
— Может быть, но я правда знаю, что стало решающим ингредиентом: кровь невинной девушки.
Почему-то Волкогонову страшно захотелось доказать безумцу свою правоту и полезность. В конце концов, он действительно был уверен, что знает решение загадки.
Не оборачиваясь, Виталя сперва захихикал, а потом рассмеялся в полный голос, закинув голову и зажмурившись от удовольствия. И сколько бы Роман ни напоминал себе, что перед ним просто душевнобольной человек, такая реакция все равно была обидной.
— Что смешного? — угрюмо спросил он.
— Кровь невинной девушки, — продолжал кудахтать Виталя. — Кровь… а-ха-ха… Кровь — и все! Решающий ингредиент! Железному Клюву скажи, да-да… Он тоже посмеется. Ох…
Отсмеявшись, дурачок смахнул выступившие на глазах слезы и успокаивающе похлопал парня по плечу.
