– Как это тебя убьют, а мы с сыном живы останемся? – вопросила неблагодарная, и Хотен почувствовал, что она обнимает его за шею. – Мы же в Половецкое поле все вместе поедем? Разве не так?
– Не так! Вы со Сновидом прямо отсюда вернётесь в Киев. Лучше через Путивль, а там на пристани подсядете к купцам на попутную ладью. В плавании по Семи и Десне отдохнёте. Можно бы и отсюда поплыть, да сами видели, какая здесь торговля. Купца-попутчика можно полгода ожидать – и не дождаться. А мы с князем поскачем на Суурлий, где Гза и Кончак встали на костях, быстро там осмотримся – да и назад. Может быть, и раньше вас окажемся дома. Единственно, что меня беспокоит: колец нету. Придётся тебе, Прилепа, сперва пробежаться по базару, по кузнецам.
– Ну, это мы ещё посмотрим, как я тебя одного к половцам отпущу, – проворковала Прилепа, не снимая рук с шеи жениха. И вдруг затараторила. – А кольца у меня с собою, старый ты затейник. Всегда в особливом кошельке на поясе. Белее ведь только знает, чего от тебя, медведя моего, ожидать в следующую минуту! Так что о кольцах не беспокойся. Спасибо тебе, что позаботился о нашем сынке-увальне. Теперь я за него спокойна буду.
– Ну и ладно. А свадьбу отгуляем дома. По всем старинным обычаям. Попросим вот господина князя Всеволода Ростиславича обвести нас вокруг куста, а ты покрасуешься на пиру перед своими подружками-кумушками. Так поехали в собор? В сумерках поп не станет венчать.
– За тобою, милый, хоть на край света!
Севка-князёк расхохотался. Когда уже сели на коней, огляделся он и спросил озабоченно:
– Эй! А куда войско наше подевалось?
– Все при деле, княже, – степенно пояснил Хотен. – Децкий Неудача сторожит отца Фёдора, чтобы не сбежал из собора. Хмырь с копейщиками окружил двор на Ильиской, там один наш свидетель пребывает, а остальные пасут другого, тот клеть снимает на Путивльской площади. Там я главным назначил самострельщика, да тот, второй парень и не столь опасен, как первый. Ты прости, что я всем распорядился, пока ты пиво пил и ну… отдыхал, что ли.
– Я не отдыхал, – гордо заявил Севка-князёк. – Я сочинял песню. Про этого самого неудачника, что мимо Рыльска проехал.
– А как же ты сочиняешь, если его, Игоря Святославовича, в глаза не видел? – это раскрасневшаяся Прилепа притворилась, что ей любопытно княжье сочинительство. Хотен, во всяком случае, ей не поверил.
– Почему же не видел я его? Доводилось видеть Игорька-хорька, – грустно пояснил Севка-князёк. – Грубый лесной мужик, да ещё и кривоногий. Вот только дело не в нем самом, а в том, что именно я спою про него. Думаете, славный Илья Мурамленин был лучше Игоря?
– Добре, княже. Теперь собирай всё своё хозяйство, буди Сновидку, пусть поможет. Дружинники уже всё наше забрали, и поводных коней из конюшни тоже, а я расплатился с гостинником. Нам сюда лучше не возвращаться.
Возле собора бросился к ним навстречу молодой Неудача Добрилович. Натянул поводья.
– Боярин! Прости, княже! Боярин! Поп хотел выйти, а я не пустил!
– О Белес всемогущий! А если по нужде хотел? Ему же ещё надо венчальную память без ошибок написать! Оставь коня у коновязи, беги к батюшке и вежливенько спроси, не нужно ли ему выйти, да и проводи его туда и назад!
Через полчаса они вывалились из церковных дверей. Прилепа сияла, то и дело поглядывая себе на грудь: хорошо ли спрятала заветную венчальную память? Повязала на голову бабий платок, потом со вздохом напялила сверху шлем с бармами. Супруг её хмурился, ему сильно докучало кольцо на пальце: видать, Прилепа припасла это колечко давненько – когда он не настолько ещё растолстел.
Солнце садилось, а надо было управиться до вечерни. Сели на коней, поехали на Ильинку. Слава богу, в крошечном городке всё так близко, только руку протяни. Вот и тот самый двор.
Пеший Хмырь шагнул им навстречу, взял под уздцы Хотенова коня.
– Не пойму я, боярин, спит он, что ли? Зажёг было огонёк, да тут же и погасил. А вот ворота на засове. Прикажешь ломать?
– Нет, нам лишний шум не к чему. Кто из ребят полегче? Подсадите, а он пусть откинет засов да нас всех и впустит.
Ловкий отрок-стрелок, Худяк, кажется, по имени, вскарабкался, звеня железом, на забор. Хотен недовольно оттопырил губу: его нежелание шуметь на сонной улице могло стоить парню жизни, ведь хозяин двора мог сейчас застрелить Худяка из самострела и объяснить потом, что принял за вора. Стукнул засов, ворота со скрипом распахнулись, заранее наученные дружинники тяжело пробежали через двор, треснула дверь клети, сорванная с ремней могучей рукою Хмыря. Хотен махнул рукою, прося князя и Прилепу оставаться на месте, и въехал в маленький двор. Такой и у него был когда-то на Подоле. Неужели и там так же несло мочой и перекисшим пивом? Вот, наконец, вывалилось из клети целое кубло: молодой парень, по-видимому, тот самый злодей Чурил, и двое дружинников у него на плечах.
– Он ли? – спросил Хотен у Хмыря, возникшего на крыльце.
– Он, он, – тоже вполголоса подтвердил Хмырь, отряхивая руки в боевых рукавицах. – Пьяный только, как ночь.
Хотен кивнул, наклонился с седла к парню, положил ему руку на плечо:
– Пойман еси великими князьями киевскими Рюриком Ростиславовичем и Святославом Всеволодовичем как свидетель по тайному державному делу. Понял? Ладно, ребята, вы послухи, что я сказал, кем пойман и для чего. Вяжите его и устройте на поводном коне.
Теперь он развернул коня к воротам:
– Прилепа! Только быстро!
Помощница, прикрывая полою шубки уже зажжённую свечу на маленьком медном подсвечнике, просеменила через двор и скрылась в чёрной дыре двери. Через мгновение дверь слабо осветилась, равно, как и щели в волоковом окне. Темнеет, темнеет! Прилепа должна обшарить клеть, найти тайник, забрать всё, что покажется ей подозрительным, и обязательно все грамотки, оружие, куны, одежду. Всё это парню, скорее всего, не понадобится – однако, кто знает, что выяснится на допросе? Быть может, и отпустить молодчика придётся…
– Хмырь, мы теряем время. Возьми двух человек и привези второго беглеца, сего отрока Непогода. Что сказать нужно, запомнил? Пусть прихватит одежду, запасец в дорогу какой, оседлает коня, а тогда уже свяжи ему руки. Сильно не пугай, он нужен нам и вправду, как свидетель.
– Трудно испугать человека, сбежавшего из половецкого полона, – проворчал Хмырь.
– По-разному бывает, прошу тебя, поторопись, а то не сможем выехать из города.
Темнело быстро, словно повисла над городком грозовая туча. Или будто снова начиналось затмение. Уже и Хмырь вернулся с понурым молодым пленником, когда свет в клети погас, и озабоченная Прилепа вылетела на крыльцо с тощей чересседельной сумой и дымящимся огарком в руках.
В ответ на недоуменный взгляд Хотена заявила:
– Одежда и оружие парню ни к чему. Наш человек.
– Мужи, построились! – зарокотал Хмырь.
