Книга Время перемен - Константин Ежов

Ожидание сборов затянулось. А пока суд да дело насиловал Воронцова. Не самого конечно, мозг ему выносил. Не вечно же надеяться за заграничных медикусов. Лечение надо как-то систематизировать и желательно, чтобы это сделали наши. Потому ему и досталось, как главе Розмыслового Приказа. Пускай, значит, знахарок и знахарей собирают, будем Знахарный Воспитальный Дом делать. До кучи не повезло Фёдор Семёновичу ещё и от того, что про горчичники вспомнил, и банки. Последние, можно ведь и из глины лепить, главное поливой покрыть. А вот в связи с первыми всплыло и про поиски горчицы, и почувствовал Воронцов, что Приказом этим его отнюдь не облагодетельствовали.

— Фёдор Семёнович, неужто нельзя ничего сделать? Самим-то её выращивать никак?

— Не знаю, Государь.

— Так узнай, поспрошай. Ежели никто не пробовал, то спытайте. И ещё. Послать бы кого на юг, к Ногайцам. Должна она там сама где-то расти. Не обязательно такая же, но похожая. В общем, семян её добыть тоже надо и также спробовать, будет расти или нет.

— Всё исполним, в точности. Не сомневайтесь!

— Ладно, Фёдор Семёнович, задерживать мне тебя не с руки. Тебе вот дьяков озадачить надо.

Заодно порешали, что же считать государевой службой. Признали таковой не только воинскую, но и в Думе, в Ближней Раде и Приказах, во дворцах великокняжеских, а тако же на дожностях в Губах. А вот обсуждение, кого принудительно переписывать в податное сословие, вылилось в ожесточенные споры.

— Великий княже, да как же это, хворых и так сразу.

— Если больные, почто прошение не написали? Или может, решили переболеть неудачное для себя время, ведь после грамотки обратно не вернуться. Либо сами выбывают, либо весь род в податное сословие выпинываем! Нам хитрожопые на службе не нужны! Вы что же думаете, будто мне не ведомо, большая часть таких больных, только сказывается таковыми?! Лишь бы не служить под более худородными, по их мнению. Вы у меня узнаете, кто выше, Великий Князь или счёт местнический!

— Государь, это же попрание устоев! Ведь ежели они согласятся, то убыток всему роду, кто их тогда простит!

— А в ином разе я точно никогда! Это что ещё за безобразие, хочу иду на войну, хочу дома на лавке валяюсь, и это воеводы! И вот из-за таких постоянно сборы проводить приходится. Земля им дадена за службу, а не за прихоти! Указ есть, нет уже сил, пускай прошение пишут, а там хоть с кем родовитостью меряются. Сами не смогли, под зад мешалкой. С обычными воями вон всё просто, не можешь сам, кого другого выстави, но чтобы боец был, а тут, развели, понимаешь болото! С вами посоветоваться решил и вы туда же, значит, так напишем! Запомните, хотите вы или нет, но порядок в Великом Княжестве Московском будет!

Опять установилась тишина. Вот ведь, до чего разозлили, прямо не знал как дальше речь вести. Со скрипом тот указ продвигался, а потом это перестало иметь значение, поскольку в податное сословие, через несколько лет, формально перешли почти все. А кто нет, тому было наказание такое.

Наконец-то прибыли Воротынские. Войско уже вовсю собирается. Отродясь не думал, что мы способны столько выставить. Желающих идти зорить Казань, было хоть отбавляй. Под это дело подтянулись и ушкуйники и другой разбойный люд. Одних Казаков, набралось больше 15 тысяч. Откуда столько? Никогда ведь такой ордой не собирались. Несмотря на прямые запреты, всё одно шли и некоторые утверждали, будто там уже около 200 тысяч. Какое зорить, они же, как саранча всё постригут! Ожидать, что поход получится легким, конечно, не приходится, но и остановить такую силищу там некому.

Воротынских принимали на Думе. Кроме Ивана Михайловича прибыли два его сына Михаил и Александр Ивановичи. Но бояре упорно таращились на моих нянек, будто от них зависела судьба мира. Да, теперь они в даточном сословии, но почему-то от этого их от моего тела не удалили, более того, они по-прежнему в фаворе. Мысли «высоких людей московских» бились над неразрешимостью сей загадки. Не верю я, что слухи, вырвавшиеся из той комнаты с Трофимом и остальной челядью, до них не дошли. Но взоры такие, как будто какой заговор нашли. Так что пока массового, да никакого, вообще, наплыва с прошениями не наблюдалось.

Чего хотел добиться, вызвав троих этих князей, так и не понял. Никого они мне не напомнили, но отступать уже нельзя. Посидели, порядились и назначили Ивана Михайловича Большим воеводой в поход на Казань. Сыновей записали обычными. Посмотрим, чего с этого всего выйдет. Посоветовал на прощание заехать на Пушечный Двор и взглянуть на новые пушки. Несколько уже было готово.

Вот и всё, больше от меня в этот момент ничего не зависело, и засобирался на стекольный завод и бумагоделательный. Войны, здесь не такое и спешное дело, да и Ближняя Рада накой тогда?! Помидоры вроде неплохо взошли, а вот перцы чахлые и их не так и много. Догляд за ними возложили на человечка из садоводческой слободы. Немало бесед провел с ним о возможности получения яблочного уксуса, нечего виноградный из-за тридевяти земель завозить, ежели свой получим. Обязательно и ещё в этом году. Остальное сеять будем неподалёку от Коломенского.

* * *

По Никольской улице ехала троица всадников. Китай-город бойкое место, потому князья здесь никого не удивляли. И повыше птицы пролетали. Жизнь кипела и бурлила. Торговых рядов было много. То и дело пробегали мальчишки, продающие пироги в разнос.

— Как тебе Михайло, Великий князь наш? — Обратился старший из них к другому.

Эта троица была семейством Воротынских, ехавшим на Пушечный Двор.

— Малец совсем.

— Ты на годы та не смотри! Вот погиб бы я, пока вы ещё в возраст не вошли, что не стали бы опорой матери вашей?

— Почему же?

— Вот! И ему деваться некуда. Ты от вопроса-то не уходи, говори, что думаешь.

— Не знаю отче. Не верю я, что он сам правит.

— Послушал тут, что говорят. Он и никто иной, бояр притесняет, молодёжь вперёд ставит. Вот и выходит, ему говорить спасибо надо, что из темницы нас выпустили.

— Отчего? Бельский нас выпустил!

— А его кто самого ослабонил? То-то же! Смотри, что он первое сделал. Казань воевать пошёл. Да не так как прежде, то хорошие они, то плохие, а на Русь грабить и те и другие ходят. Как он там сказал. Кто не с нами тот против нас. Ежели там кто не из нашего войска, значит враг и нечего там.