– Хотел спросить тебя, какой чай ты любишь, – говорит он.
Я чувствую, что мое плечо и ноги слишком обнажены, и мои и без того красные щеки становятся пунцовыми.
Я бормочу:
– Прости, я… я хотела попросить тебя найти, э-э-э, штаны поменьше, – очередная неудачная реплика. – То есть не то чтобы у тебя могут быть штаны моего размера, – рою себе яму все глубже, – то есть те пижамные штаны с меня спадают… – и продолжаю рыть. Я замолкаю, а потом мотаю головой и развожу руками, словно они могут передать смысл моих слов.
Хидео посмеивается. Либо воображение играет со мной очередную шутку, либо его щеки тоже слегка покраснели.
Тут я выхожу из оцепенения и захлопываю дверь прямо перед его носом.
Следует пауза, а потом звучит знакомый голос Хидео:
– Прости, – говорит он, – я найду тебе что-нибудь подходящее. – И я слышу эхо его удаляющихся шагов.
Я иду к кровати, падаю лицом в простыни и издаю стон.
Пару секунд спустя Хидео приоткрывает дверь и машет шортами, не глядя на меня. Я беру их. Они все еще велики, но по крайней мере не спадают.
Я прохожу в холл, а потом в гостиную, где Хидео читает перед потрескивающим камином. Его собака лежит у ног, посапывая. Окна выходят в сад, и слышно постукивание капелек дождя по стеклу. На стенах портреты и книжные полки с редкими изданиями – все аккуратно и красиво расставлены. Также на полках стоят винтажные видеоигры и игровые приставки, как и прототипы, похожие на первые версии очков «НейроЛинк». Некоторые из них размером похожи на кирпичи, но каждое следующее поколение становится все меньше и легче, и в конце концов я вижу первую версию официальных очков на краю полки.
Хидео отрывает взгляд от книги, когда слышит, что я вошла, а потом замечает, что я изучаю полки.
– Мама заботилась о моих первых прототипах «НейроЛинка», – говорит он. – Они с отцом как следует постарались сохранить их.
Его мама – нейроученый, а отец – владелец мастерской по ремонту компьютеров.
– Состояние идеальное, – отвечаю я, с восторгом изучая прототипы.
– Они верят, что у предметов есть души. Чем больше любви ты вкладываешь в них, тем красивее они становятся.
Я улыбаюсь, услышав теплоту в его голосе.
– Они наверняка очень гордятся твоим творением.
Хидео просто пожимает плечами, но ему явно приятны мои слова.
– У тебя в доме нет дополненной реальности, – говорю я, присаживаясь.
Хидео качает головой.
– Мне нравится, когда дом настоящий. Очень легко потеряться в иллюзиях, – отвечает он и кивает на настоящую книгу.
Я остро осознаю, как близко мы друг от друга, чувствую его присутствие кожей.
Я делаю глубокий вдох:
– У тебя есть какие-нибудь потенциальные враги? Кто-то, кто хотел бы так сильно навредить тебе? Может, бывший сотрудник? Или давний деловой партнер?
Хидео отворачивается. Через некоторое время он отвечает:
– Многие не любят Warcross и «НейроЛинк». Не всем нравится новое. Кто-то его боится.
– Тогда иронично, что Ноль его так боится, – говорю я, – но при этом сам использует знания технологий, чтобы попытаться остановить тебя.
– Он, похоже, не из тех, кто задумывается о логике.
– А как насчет Рена? Ты должен его дисквалифицировать незамедлительно. Ясно, что он в этом замешан. Может, он даже причастен к попытке причинить тебе вред. Что если сегодняшний файл предназначался для него? И он каким-то образом отправил сигнал из игры человеку, который пытался на тебя напасть?
Хидео секунду молчит, а потом наконец качает головой:
– Он надежный источник информации и может привести нас к новым зацепкам. Если я уберу его сейчас, Нолю станет очевидно, что мы о нем знаем. Они могут заподозрить тебя.
Я вздыхаю. Если бы только я могла переспорить его.
– Почему ты не хочешь уехать из Токио? Ты сегодня мог погибнуть.
Хидео смотрит на меня. В его глазах отражается пламя камина.
– И показать Нолю, что он выиграл? Нет. Если весь его план нацелен только на меня, то я вздохну с облегчением.
Наш разговор затухает. Я пытаюсь придумать, что сказать, но ничего подходящего не приходит на ум. Так что я просто молчу, продлевая неловкий момент, затем снова перевожу взгляд на полки, а потом на портреты на стенах. Там есть фотографии Хидео в детстве и подростковом возрасте: на одной он помогает отцу в мастерской, на других читает у окна, играет, позирует с медалями на шее, улыбается перед фотокамерами, когда впервые попадает в новости. Любопытно. В детстве у Хидео не было серебристой пряди в волосах или серебра на темных ресницах.
А потом останавливаю взгляд на одной фотографии. На ней запечатлены два мальчика.
– У тебя есть брат? – не думая, говорю я.
Хидео молчит. Сразу же я вспоминаю предупреждение, сделанное перед первой встречей с Хидео. «Мистер Танака никогда не отвечает на вопросы о личных делах его семьи. Я должна попросить вас не упоминать ничего подобного». Я начинаю извиняться, но слова застревают в горле, когда я понимаю, что здесь нечто большее. У Хидео странное выражение лица. Он боится. Я задела старую рану, зияющую пропасть, едва зарубцевавшуюся.
После долгой паузы Хидео опускает глаза и смотрит на покрытые капельками дождя окна.
– У меня был брат, – отвечает он.
«Мистер Танака никогда не отвечает на вопросы о личных делах его семьи». Но он только что ответил, открылся мне, хоть и на мгновение. Я вижу, что эти слова кажутся ему непривычными, ощущаю его дискомфорт, когда он их произносит. Значит ли это, что он никогда не приглашает других к себе домой, где его уязвимость висит прямо на стене? Я наблюдаю за ним, ожидая продолжения. Но он молчит, и я только могу сказать:
– Мне очень жаль.
Хидео избавляет меня от неловкости, наклоняясь к столу.
– Ты говорила, что хочешь чаю, – говорит он, игнорируя мои слова так же, как и в ту ночь, когда я встретилась с ним в штаб-квартире. Момент слабости, которую он только что проявил, прошел, и щиты снова возведены.
«Вот то прошлое, что преследует его», – думаю я, вспоминая разделенную с ним минуту горя, когда я упомянула отца. Что бы ни случилось, он не примирился с этим. Возможно, это даже объясняет его упорный отказ искать безопасное укрытие. Я молча киваю и наблюдаю, как он наливает чашку мне, а потом себе. Он протягивает мне чай, и я держу чашку обеими руками, наслаждаясь теплом и ароматом.
– Хидео, – говорю я мягко, предпринимая еще одну попытку. Я пытаюсь обойти за версту тайну из его прошлого. Мой взгляд задерживается на едва заметных шрамах на костяшках его пальцев. – Я не хочу, чтобы тебе причинили вред. Ты не стоял со мной там, в «Пиратском логове», и не чувствовал зловещее присутствие этого парня. Я еще не знаю, что он задумал, но он явно опасен. Ты не можешь так играть со своей жизнью.
