Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Вывод: написать личное письмо автору и раскрыть наконец тайну!
Но, увы, этот автор казался ему каким-то незрелым. Берлинец явно уклонялся от фактов, проявляя интерес к загадкам, а не к поиску истины. Ему было важно создать «легенду Сент-Экзюпери», которая, как и все легенды, скорее питалась вымыслом, чем реальностью. Даже если Вернер пошлет свое признание автору, тот, по всей вероятности, не придаст ему особого значения, дабы не разрушать миф.
– Иди сюда.
Дафна схватила Вернера за руку и, словно сильная, настоящая спортсменка, вытащила из кровати. Но он остался сидеть не двигаясь. Она настаивала:
– Иди, а то забудешь.
– Что забуду?
– Забудешь красивое.
На лице Вернера отразилось удивление. Дафна стала объяснять ему, явно разочарованная, что ей приходится говорить о столь очевидных вещах:
– Ты сейчас начинаешь забывать свет, цветы, пение птиц. Ты больше не двигаешься. Ты прячешься в твердом.
– В твердом?
– В доме, камнях, стенах. Я волнуюсь за тебя.
Собрав силы, он выпрямился. Чтобы подбодрить его, Дафна добавила:
– Ты нужен саду.
Он спустились с террасы, и сад потряс его. Июнь приютил тысячи роз, и уже увядающих, с обилием лепестков, и новых, с оживающими бутонами, и диких, на взметнувшихся ввысь стеблях. Вернер был взволнован, видя, что природа так много работала, пока он выздоравливал, словно доказывая ему, что продолжает начатое им дело.
– Смотри, вот тут и там нужно подрезать.
Вернер вооружился секатором, который она ему протянула, и приступил к обрезке кустарника.
– Я буду смотреть на тебя, – бросила Дафна, усаживаясь на пенек. – Обожаю, когда ты приводишь в порядок сад.
В эту минуту Вернер ощутил слабость. Опять обморок? Шум усилился, и он понял, что это звук двухмоторного самолета, парившего над ними на небольшой высоте, он словно отсылал его на войну, к Сент-Экзюпери… Вернер почувствовал, как страшная тоска сжимает ему грудь.
– Пожалуйста, нарисуй мне самолет.
– Что?
Казалось, Дафну удивила просьба старика. Но он настаивал:
– Пойди, принеси, пожалуйста, блокнот, карандаши и нарисуй мне самолет.
По его решительному тону она поняла, что для него это важно. Она исчезла и вернулась со своими рисовальными принадлежностями.
Пока он занимался розами, она долго грызла карандаш в ожидании вдохновения, потом быстро начертила какую-то геометрическую фигуру.
– Вот!
Она показала ему рисунок какой-то коробки.
– Что это?
– Ангар.
– А где самолет?
– Внутри.
Так как он нахмурился, она подчеркнула:
– Ангар необходим. Он защищает самолет. Если ты хорошо посчитаешь, то увидишь, что самолет проводит больше времени в своем ангаре, чем в небе. А небо, оно сердится, тогда бывают грозы, тучи, молнии, другие самолеты. На самом деле для самолета важнее всего завести хороший ангар, где можно отдохнуть; он даже может остаться там на пенсии.
Пораженный сходством между его собственной жизнью и рассказом ребенка, Вернер фон Бреслау уже был готов рассказать ей правду: однажды он убил отца «Маленького принца». Но понял, как она огорчится, и сдержался.
– У тебя странное лицо!.. – воскликнула она. – Что-то не так?
– Мне сейчас нечем гордиться.
– Почему?
– Я совершил что-то плохое, уже давно.
– И что?
– Не могу себе простить.
Она пожала плечами:
– До чего же ты глупый!
Он подскочил:
– Что ты сказала?
– Ты говоришь, что не можешь себе простить, потому что уже давно совершил что-то плохое. А я ответила: до чего же ты глупый!
– Почему?
– Что-то – это вовсе не кто-то.
* * *
Йокен фон Бреслау листал местную газету, сидя напротив отца на террасе, увитой виноградом.
Вернер смотрел на сына и, потрясенный, спрашивал себя: как он мог родить этого старика? Как это произошло? Кто сыграл с ним эту злую шутку? Еще недавно Вернер стоял рядом с Евой, лучащейся счастьем, и держал на руках гладкого и пухлого младенца, а теперь должен терпеть присутствие одутловатого, солидного человека в очках в черепаховой оправе, безвкусно одетого, с красноватым, отекшим от вина и обильных трапез лицом, короче, человека настолько же уродливого, сколь и вульгарного, с которым он никогда не стал бы общаться, не носи тот его имя.
Время от времени домработница Мария Магдалина предлагала им выпить или приносила крекеры. «Крекеры? – думал Вернер. – Почему крекеры? Неужто она питается одними крекерами? Она произносит „крекеры“, скривив рот, и сразу же отбивает желание есть то же, что она сама!» Вернер смирился с ее присутствием, как смиряются с судьбой, – наверное, он так же покорно согласился бы терпеть боль в суставах или передвигаться со скоростью черепахи?
Его сердце звучало теперь еле слышным колокольчиком в груди. Вернер без конца терял сознание. Обмороки регулярно повторялись в течение недели. Он догадывался, что дни его сочтены, возможно, даже хватит пальцев на одной руке.
– Смотри, ты интересовался Сент-Экзюпери, прочти вот это!
Йокен протянул ему газету.
Вернер взглянул на крупный заголовок: «Он победил автора „Маленького принца“» – и побледнел.
– Папа, тебе плохо?
Йокен бросился к отцу, тот, белый как полотно, часто моргал и с трудом переводил дыхание. Йокен внимательно посмотрел на него и громко закричал:
– Папа! Папа! Не уходи! Папа!
Вернер сглотнул, стараясь дышать глубже.
– Сейчас пройдет… все в порядке.
Он взглянул на газету: там была напечатана фотография какого-то типа, на него не похожего.
– Что там за история? – пробурчал он, обращаясь к Йокену и указывая на газету.
– Да ерунда! Просто ерунда! Я не думал, что ты так это воспримешь. Речь идет о военном летчике, который вспомнил, что сбил самолет Сент-Экзюпери.
Почувствовав прилив сил, Вернер схватил газету. Марио Шульц, ветеран войны, раскрыл свой секрет: это он расстрелял самолет знаменитого летчика и писателя.
Вернер чуть не задохнулся… Марио Шульц! Самый большой кретин, с которым ему довелось воевать бок о бок! Жалкий трус, годный только на то, чтобы ныть по вечерам и напиваться! Марио Шульц, под любыми предлогами уклонявшийся от боевых заданий. Марио Шульц, которого подозревали в том, что он вовсе не атакует неприятеля, а спасается бегством. Марио Шульц, которому в конце концов вообще запретили летать. Этот Марио Шульц не мог сбить самолет Сент-Экзюпери, поскольку в это время отправился в увольнение домой, – Вернер прекрасно это помнит, потому что Марио отвез и передал Еве подарок от него на день рождения. Марио Шульц, этот враль и пустозвон, олицетворение посредственности, в свои восемьдесят он стал еще более двуличным, чем в двадцать, а теперь делает ложные признания, чтобы привлечь внимание и войти в Историю.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
