Поначалу получалось неважно: со скоростью проблем не было, но точность оставляла желать много лучшего. Но Ивэнлин практиковалась еще и еще, и забытый навык стал медленно возвращаться к ней. Камни попадали в цель все чаще и чаще.
Когда девушка додумалась положить в пращу сразу два камня, дела пошли еще лучше. Наконец, довольная результатом, Ивэнлин пошла к поляне у ручья, где, как она знала, кролики любят пастись и греться на теплых от солнца камнях.
Удача улыбнулась девушке. Крупный кролик сидел на камнях, прикрыв глаза, и грелся на солнце. Уши и нос у него подергивались, и он наслаждался теплом солнечных лучей сверху и нагретого камня под собой.
Положив пару крупных камней в пращу и крутя ее над головой, Ивэнлин ощутила прилив радости. Праща вертелась все быстрее, гулкое жужжание нарастало, и кролик, заслышав шум, разлепил веки, но опасности не почуял и остался на месте. Ивэнлин увидела, что он открыл глаза, и еле поборола искушение сразу же бросить в него снаряд. Прокрутив пращу еще пару раз, она описала полный круг и сделала бросок. Камни полетели прямо в цель.
Может, ей просто повезло, но оба камня на полной скорости поразили свою цель. Тот, что был побольше, сломал кролику правую лапу; он попытался сбежать, но лишь неуклюже заковылял по снегу. Ивэнлин, ощущая жестокий восторг, вмиг пересекла поляну, схватила раненого зверька и свернула ему шею, избавив его от мучений.
Свежее мясо внесет приятное разнообразие в их скудный рацион. Ивэнлин разрумянилась от радости. Она решила, что можно попытать счастья и дальше: два кролика в любом случае лучше, чем один.
Девушка пошла к следующей полянке, ступая как можно тише и стараясь пробираться сквозь деревья бесшумно. Она двигалась крайне осторожно, и снег под ногами помогал заглушать шаги.
По всей вероятности, эта крайняя осмотрительность спасла ей жизнь.
Когда Ивэнлин уже собиралась выступить из-за деревьев, интуиция остановила ее. Что-то было не так. Она услышала или почувствовала нечто странное. Она осталась в тени деревьев, надеясь, что сможет понять, в чем дело. Затем звук раздался снова, и на этот раз Ивэнлин его узнала: лошадиные копыта мягко ступали по снегу, все еще укрывавшему землю.
Во рту у нее пересохло, сердце бешено застучало, и Ивэнлин замерла на месте. Она вспомнила, чему учил ее Уилл на острове Скоргхийл.
Деревья все еще хорошо скрывали ее от посторонних глаз: сосны росли вплотную одна к другой, и полуденное солнце отбрасывало густые тени меж ветвей. Ивэнлин стояла не шевелясь; по спине побежали мурашки. Она попыталась разглядеть хоть что-то. Вот она расслышала тихое фырканье: лошадь к чему-то принюхивалась. Теперь ошибки быть не могло. На другой стороне поляны над землей поднималось облачко пара, и из окрестных теней на свет вышел конь, неся на спине всадника.
На секунду Ивэнлин обрадовалась, подумав, что это конь Уилла, Тягай: приземистый, упитанный, мохнатый, ростом чуть выше пони. Увидев его, девушка чуть не выступила из-за деревьев, но затем разглядела всадника и в последнюю секунду остановилась.
Он был облачен в меха, на голове у него была плоская шапка с опушкой, а за спиной – лук. Ивэнлин могла хорошо разглядеть его лицо: смуглая обветренная кожа, высокие скулы, узкие глаза. Невысокий, плотный, он был похож на свою лошадь, однако от него веяло опасностью. Всадник повернул голову вправо, вглядываясь в гущу деревьев, и Ивэнлин сразу же отступила обратно, под защиту леса. Убедившись, что никто за ним не следит, всадник вывел своего коня на середину поляны.
Там он остановился; казалось, взгляд его пронзал чащу, вот-вот он разглядит девушку, прячущуюся за стволом огромной сосны. Ивэнлин затаила дыхание: ей почудилось, что всадник ее заметил. Но потом всадник каблуком отороченного мехом сапога коснулся бока коня и повернул направо, быстро удаляясь под тень деревьев. Через минуту он уже исчез из виду, и только облачко пара от теплого лошадиного дыхания еще висело в морозном воздухе.
Несколько минут Ивэнлин стояла, вжавшись в сосну: девушка боялась, что всадник вернется и выследит ее. Потом, когда хруст снега под лошадиными копытами стих, она повернулась и сломя голову бросилась к хижине.
Уилл спал.
Проснулся он не сразу, но постепенно до него дошло, что он сидит на жестком деревянном полу. Юноша открыл глаза и нахмурился, оглядывая незнакомую обстановку. Он находился в маленькой хижине; яркое солнце, каким оно бывает под конец весны, пробивалось сквозь незастекленное окно, образуя на полу трапецию.
Уилл встал, пошатываясь со сна; выходит, он почему-то заснул прямо на полу, прислонившись спиной к стене. Интересно, почему он выбрал такое странное место, когда в хижине была и тахта, и пара стульев? Что-то со стуком скатилось с его колен на пол. Уилл посмотрел вниз: там лежал небольшой охотничий лук. Любопытно. Юноша поднял его и повертел в руках. Оружие так себе, без загиба назад, и линии не такие вытянутоизогнутые, как полагается настоящему луку. Подойдет только для мелкой дичи, подумал в смятении. Интересно, а где его собственный лук? Уилл не мог припомнить, как к нему попал этот, игрушечный.
А потом память вернулась к нему: он потерял лук, вернее, им завладели скандианцы тогда, на мосту. За этим воспоминанием пришли и остальные. Как он, пленник, бежал через топи и болота, как плыл с Эраком через Бурепенное море, вспомнил он и пристань на Скоргхийле, где они пережидали сезон штормов, а потом путешествие до Халласхольма.
А потом… А потом пустота.
Уилл рылся в памяти, пытаясь выудить оттуда хоть крупицу воспоминаний о том, что делал, приехав в столицу. Но тщетно. Он не мог вспомнить ничего, словно стена загораживала от него любое воспоминание о том времени.
Его охватил внезапный приступ страха. Ивэнлин! Что стало с ней? Он как сквозь завесу тумана припомнил, что над его подругой нависла какая-то грозная опасность. Нельзя рассказывать похитителям о том, кто она такая. А они вообще приехали в Халласхольм? Он бы это запомнил. Но где же тогда его зеленоглазая, светловолосая спутница, которая успела занять важное место в его жизни? Неужели он невольно предал ее? Неужели скандианцы убили Ивэнлин?
Клятва Валл! Теперь он вспомнил. Рагнак, верховный ярл, поклялся отомстить всей монаршей семье Аралуина. А Ивэнлин – это на самом деле Кассандра, и она принцесса. В отчаянии от того, что больше ничего не может вспомнить, Уилл ударил себя кулаками по лбу. Неужели он выдал девушку врагам, неужели предал ее?
Тут дверь хижины распахнулась настежь, заскрипев на петлях, и вошла Ивэнлин, осененная ярким солнечным светом, который отражался от снега за ее спиной, и невероятно красивая. Уилл знал, что такой она останется для него навсегда, сколько бы он ни прожил и как бы ни постарел.
Уилл сделал шаг ей навстречу, и по лицу его расплылась улыбка облегчения. Ивэнлин стояла, не произнося ни слова и не отводя от него глаз, точно ей явился призрак.
– Ивэнлин! – вскрикнул Уилл. – Слава богу, ты цела!
Но почему же ее глаза от этих слов заблестели, плечи затряслись и по щекам покатились слезы, одна за другой, одна за другой?
