Книга Другая женщина - Светлана Розенфельд

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56

В мастерскую ее практически не пустили. Высокий мольберт, растопырив свои длинные ноги, стоял почти посреди комнаты грозно, как часовой, и закрывал дорогу. «Стой, кто идет!» – словно послышалось Ирине. Она встала на пороге, прислонившись к косяку, уперлась взглядом в чудовище, сначала ничего не различая от страха, а потом, успокоившись, вгляделась. Мольберт стоял чуть ближе к окну и был повернут к свету, лившемуся из незанавешенного окна. Портрет, по-видимому, недавно закончили, даже краска не просохла до конца, и блики ее делали изображение живым, лучше сказать – живущим. Девушка только что проснулась, и по ее взлохмаченным длинным волосам можно было узнать уже знакомую Ирине красотку. Она, впрочем, красавицей не была: курносый нос, большой бесформенный рот и слегка прищуренные небольшие глаза, которые тем не менее как будто занимали собой всю картину, потому что этот прищуренный полусонный взгляд отражал любовь. Не страсть, не порыв, не пылкость, а спокойную надежную любовь, которой никто и ничто не может помешать. Ирина испуганно отвела глаза от лица девушки и увидела ее всю: высокую и тонкую, в мужской рубашке, через тонкую ткань которой просвечивала округлая грудь. Поправляя взлохмаченную прическу, девушка подняла вверх руки, рубашка слегка натянулась на груди и приподнялась вверх, обнажив коленки и голые ноги с короткими аккуратными пальцами. «Коротковаты пальчики-то», – мимоходом злорадно подумала Ирина, в то время как глаза ее вновь, как магнитом, притягивались прищуренным взглядом девушки, который вполне мог дать название картине: «Взаимная любовь». Вот эта взаимность, уверенность, радость обладания освещали весь портрет, не оставляя Ирине ни малейшего шанса.

Он не пишет портретов? Он отказался написать жалкий портретик за деньги, которые так нужны, и прежде всего для него самого. Он не сделал со своей Ириши даже крошечного рисунка, даже наброска, кроме той давней акварели с девочкой, которая, кстати сказать, никакого отношения к его Ирише не имела. Он ни разу не сказал жене, что хочет написать ее, даже мысль такая, кажется, не приходила ему в голову, потому что он не пишет портретов. А это тогда что такое?! Они встают с постели и, испытав счастье взаимного обладания, он берет в руки кисть и вычерчивает на холсте магические знаки любви, а она стоит в его рубашке на полу босыми короткопалыми ногами, поправляет волосы, и ничего плохого не может с ней случиться, когда он рядом.

Видеть это было невыносимо. Ирина чувствовала, как ее охватывает ярость и нет сил этой ярости противиться. Она побежала на кухню, схватила столовый нож. Уничтожить, уничтожить, чтобы никто этого не видел! Изрезать в куски эту подлость, стереть с лица земли!!!

Ах, Аркаша, все-таки он был прав: со временем Ирина приобрела профессиональный взгляд на живопись. Да и не нужен был здесь профессиональный взгляд. Любой непросвещенный человек мог понять, что перед ним шедевр. Ирина остановилась с поднятой рукой. Нет, она не вандал. Она не сделает этого. Она не может.

Она села на диван, искоса наблюдая за портретом. Он останется жить. Потом художник представит его на своей выставке, на самом видном месте, а может, в отдельном зале – как какую-нибудь «Данаю». Экскурсоводы специфически хорошо поставленными голосами будут произносить перед группами восторженных посетителей заученные тексты о художественных приемах автора, об игре света и тени и необычности красок. Портрет будет называться не так банально, как подумалось Ирине вначале. Можно придумать другое название, например «Проснувшаяся женщина», и кто-нибудь из группы экскурсантов обязательно спросит, кто же эта женщина, а экскурсовод ответит: «Это Муза художника». А в отдалении будет стоять другая женщина, которая сделала свое дело и теперь может катиться ко всем чертям.

Ирина вскочила и заметалась по квартире. Неужели все так серьезно, неужели еще чуть-чуть – и эти двое выставят ее из своей жизни? Она искала каких-то следов их пребывания здесь, улик, намеков на непоправимость случившегося. Ничего не было: ни двух зубных щеток и полотенец в ванной комнате, ни женских домашних тапочек, ни случайной, оставленной впопыхах дамской вещицы. Она бросилась к маленькому письменному столу, в ящике могут быть письма – хотя какие письма? Теперь пишут эсэмэски. Может быть, поздравительные открытки или подарки? Или колечко, так называемое «помолвочное», которое Аркадий собирается подарить своей Музе при живой жене?!

Ничего особенного в ящике не обнаружилось: пачка конвертов, узкие листы плотной бумаги, куда Аркадий вписывал на пишущей машинке пришедшие во время работы мысли, старые кисти, карандаши, ластики. Ничего. Ирина в бешенстве задвинула ящик, он не закрывался. Она подергала ящик и поняла, что в глубине, у задней стенки, что-то мешает. Может быть, это «что-то» и есть главное? Она осторожно засунула вглубь руку и коснулась чего-то бумажного, застрявшего в углу между стенками. Медленно-медленно, чтобы не повредить, она извлекла сложенный вчетверо листок бумаги, дрожащими руками развернула и прочитала:

Я, Сажин Аркадий Павлович, такого-то числа такого-то года в таком-то городе, по такому-то адресу ограбил сейф своего приятеля такого-то…

Что это? Откуда? И она вспомнила. Конечно, они оба забыли, как он мучился тогда своим поступком и как она придумала «психологический прием», чтобы отпустить вину. Он поверил ей – он всегда ей верил, – написал и спрятал в дальний угол ящика. А потом забыл и стал жить спокойно, чувствуя себя вновь порядочным человеком.

Порядочный человек! Порядочные люди не взламывают сейфов, сколь бы благородна ни была цель. Порядочные люди добиваются славы собственными стараниями, а не с помощью чужих денег и любящих жен. Порядочные люди не выбрасывают с легкостью любимую женщину на помойку, когда появляется другая любимая женщина.

Он верил в свою порядочность и порядочность Ирины, но он не учитывал, что всему на свете есть предел и, в конце концов, никогда нельзя доверять женщине безоговорочно.

Ирина направилась к телефону, по «Справочной службе» узнала нужный номер, потом по номеру узнала адрес. Она взяла из ящика конверт и на пишущей машинке крупными буквами написала: В ПРОКУРАТУРУ г.САНКТ-ПЕТЕРБУРГА. Затем помельче – точный адрес. Расправила бумагу с текстом, сложила пополам, вложила в конверт и заклеила…

Хорошо, что почта находится в том же доме. Если долго идти до места своей цели, можно и передумать. А если надо просто спуститься на два этажа – передумать не успеешь.

– Я бы хотела отправить заказное письмо…

Они явились через неделю, на рассвете – чтобы страшнее было. Но никакого «ужастика» не получилось. Двое вполне симпатичных молодых людей скромно предъявили свои удостоверения и показали Аркадию сложенный вдвое листок. Он прочитал, немного подумал, вспомнил, кивнул и пошел одеваться. На Ирину он не смотрел, только, уходя, обернулся и сказал тихо, но как-то даже весело: «Молодец!»

Ее, конечно, вызывали. Не на допрос, а для беседы. Она заранее решила, что будет говорить правду, только правду и ничего, кроме правды. And so help me God! Правду, за исключением одной детали, настолько очевидно тайной, что Ирина сама почти верила и в эту «правду». Она подробно рассказывала, как Аркадий приехал в знакомый ему пустующий дом, а оказалось, что там живет она, Ирина. Он хотел сразу же уйти, но потерял сознание, потому что был болен, а она не смогла выгнать больного человека. Она оставила его у себя и десять дней лечила, и делала это потихоньку от жителей деревни, потому что – вы же понимаете? – в деревне держать у себя чужого мужика – это позор для женщины, ей не хотелось сплетен. Потом он поправился, и оказалось, что они полюбили друг друга.

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56