Министр также познакомил нас со страшными подробностями. Чума относится к группе инфекционных заболеваний, которые классифицируются как очень опасные. Из-за высокого патогенного потенциала она, наряду с холерой и желтой лихорадкой, требует карантина. В сущности работа министерства сводится к отслеживанию случаев чумы и составлению списка мест, где отмечены заболевания.
Проблема в том, что этой болезни почти невозможно противостоять — она располагает едва ли не бесконечным ресурсом в виде огромных колоний грызунов. Ее переносчиками являются сурки, «степные собачки», похожие на луговых собачек североамериканских прерий, обычные крысы и мыши. Даже хомячки и тушканчики ей подвержены. Все эти животные обитают в норах и на зиму впадают в спячку, поэтому болезнь может распространяться от норы к норе, не выходя на поверхность. Еще Пржевальский отмечал, что сурки живут плотно населенными колониями. Лучшее, что может сделать министр здравоохранения, — это каждую весну посылать полевые команды в те места, где ранее отмечались вспышки чумы. Специалисты должны отстреливать или отлавливать животных и проводить анализы на предмет выявления у них болезни. Если пробы положительные, объявляется локальное предупреждение и принимают особые меры, в частности запрещается охота на сурков. Но конечно, страна слишком велика, чтобы таким методом взять болезнь под полный контроль. Всегда могут оставаться невыявленные очаги, а многие табунщики, кочующие на большом отдалении от центров, просто не могут получить предупреждение. Городское население предупреждают об угрозе чумы по телевидению, передаются заставки с изображением больного сурка, перечеркнутого грозным крестом. Но у табунщиков нет телевизоров.
Министр привел совсем свежий, убийственный пример того, насколько легко может случиться катастрофа. В начале прошлого месяца мальчишка из пастушьей семьи взял сурка, которого поймала его собака. Он принес сурка родителям, которые решили пустить зверя на мех и освежевали. Через неделю несколько членов этой семьи начали страдать от лихорадки и жестокой головной боли. Но вместо того чтобы сообщить властям о болезни, они решили ее скрыть, поскольку сурок был добыт не в сезон и они боялись наказания. В результате болезнь охватила группу из трех гыров, в которых обитало семейство. Из пятнадцати человек, живших в этих гырах, заболели одиннадцать, а из заболевших пятеро умерли.
— Вот насколько опасно и заразно это заболевание, — подвел итог министр. — Обычно инкубационный период составляет пять дней, потом начинается жар, а вскоре после этого наступает смерть. Если первые два-три дня больного не лечить антибиотиками, сульфамидами, исход почти всегда смертельный.
Самые тяжелые за последнее время вспышки чумы случились в 1910 и 1911 годах, когда по всему северному Китаю прокатилась «маньчжурская чума». Погибли 60 000 человек. Скорее всего, погибших было гораздо больше, просто неразвитые средства коммуникации не позволили получить полные данные. «Маньчжурская чума» была той самой Черной Смертью или pestes; исследования показывают, что начиналась она в Монголии, а в Китай попала по караванным путям. Русский бактериолог Д. К. Заболотный (1866–1929) исследовал динамику распространения этого заболевания и подтвердил, что его переносчиками были суслики, сурки, мыши и крысы и что оно передавалось от животных с насекомыми-паразитами, которые кусали сперва больных зверьков, а потом людей. «Маньчжурская чума» распространялась со скоростью пожара потому, что эта инфекция передавалась еще и воздушно-капельным путем. Затем была вспышка 1947 года во Внутренней Монголии, когда из 30 000 заразившихся 23 000 погибли.
— Вы можете утешаться мыслью, — что съев мясо сурка, заразиться чумой нельзя, — грустно улыбнулся доктор Нимадава. — Я надеюсь, вы его хорошо сварили?
Часть фольклора на тему чумы основана на точных наблюдениях. Задолго до исследований Заболотного простой арат знал, что виновником болезни является сурок. Фактически, монгольское название чумы означает «сурочья болезнь», а ее описание известно со времен Чингисхана. Любой монгольский пастух знает о связи между чумой и мертвыми сурками, а обилие птиц-падальщиков, поедающих трупы зверьков, служит тревожным знаком, сигналом обойти стороной опасные места. Ни один охотник на сурков не тронет зверька, если тот выглядит вялым и есть хоть малейшее подозрение, что у него проявляются первые признаки болезни. По этой причине очень интересен традиционный метод охоты на сурков. Охотники надевают поверх обычного костюма белое и берут белый флажок. Этим флажком они машут возле сурочьей норы. Здоровый активный сурок тут же встанет столбиком и будет наблюдать за странным явлением, которое движется к нему. Любопытного зверька завораживает движение и хлопанье флажка, и любопытство стоит ему жизни. Охотник подбирается на расстояние полета стрелы и убивает жертву, уверенный, что добыл здорового зверька. «Но теперь, — грустно продолжал министр, — времена изменились. Горожане выезжают на джипах и просто отстреливают сурков с машин, из духовых ружей, совершенно не думая, здоровы они или нет. Как в случае с тем мальчиком, семья которого заразилась, часто собаки ловят больных сурков, у которых не хватает сил убежать».
Затем министр упомянул об одной любопытной детали. Работники здравоохранения регулярно анализируют образцы бациллы, взятые у больных животных. Оказывается, образцы, взятые у мышей и сусликов, менее вирулентны, чем отобранные у сурков. Чума, которую переносят крысы и мыши, относится к более мягкому типу «городской чумы», характерной для Юго-Восточной Азии. Она тоже весьма заразна, но для людей не так смертельна. И напротив, образцы, взятые у сурков, крайне патогенны. Отсюда вывод: зообиотический резервуар Черной Смерти находится скорее среди сурков, чем среди более мелких мышей и крыс.
Еще два научных свидетельства меняют стандартные воззрения о пути распространения чумы. Во-первых, выяснилось, что чумная бацилла обладает очень хорошей приспособляемостью. Она выживает в высушенной человеческой слюне на протяжении трех месяцев, а в лабораторных условиях, при пониженной температуре, может храниться до десяти лет, не теряя своих опасных свойств. Во-вторых, переносчиками болезни могут быть как животные, так и больные люди и даже блохи. К примеру, блоха, попившая крови инфицированного сурка, может сохранять смертоносную бациллу в течение месяца и дольше. Так, блоха, зараженная в октябре, может передать болезнь в марте следующего года. Зараза также передается от человека к человеку с распыленными в воздухе выдыхаемыми капельками, как в случае «маньчжурской», легочной разновидности, и с паразитами, которые кусают сперва больного человека, затем здорового, передавая бациллу.
Как заметил министр, область распространения чумы не ограничивается Монголией, но охватывает широкую полосу азиатских степей, где водятся сурки. В прошлом году в Советском Казахстане, на 1250 миль ближе к Европе, была зафиксирована смерть от чумы. В 1878 году вспышка этой болезни произошла в Нижнем Поволжье. Со времен Чингисхана сменилось лишь поколение, когда Рубрук записал: «Там водится также много сурков, именуемых согур; они собираются зимою в одну яму зараз в числе 20 или 30 и спят шесть месяцев; их ловят татары в большом количестве». Рубрук писал также, что если монгол тяжело заболеет, он вешает над своим жилищем знак, предупреждающий других, чтобы к нему не входили. Беседуя с доктором Нимадавой, я подумал, что описания Рубрука очень напоминают те карантинные меры, которые и поныне в ходу у аратов.
