Она счастливо рассмеялась.
— Нет, мы вырвали навсегда эту страницу нашей жизни.
ГЛАВА XXXVI
Приехав в Берлин, они остановились в отеле «Адлер» и сразу закружились в водовороте этого города, с улицами, на которых днем и ночью кипела жизнь, и площадями-муравейниками. Жану предстояло дать здесь целый ряд концертов.
Он был в восторге от вечной суеты этого громадного города, его улиц, садов, ресторанов, переполненных разношерстной толпой людей.
Они ежедневно возвращались домой не раньше трех-четырех часов утра. Его концерты имели огромный успех, и, сделавшись вдруг богатым человеком, он вел жизнь выскочки-миллионера, поражая всех своими прихотями. Он сиял, окруженный толпой поклонников, артистической богемой и прочими спутниками богатой жизни, которые располагались в их апартаментах, как дома.
Преодолевая чувство усталости, Ирэн принимала всех его многочисленных новых друзей с обворожительной улыбкой. Люди ее круга, прежние друзья тоже появлялись в их просторной раззолоченной гостиной. Они были несказанно удивлены, встретив ее в этой обстановке: Ирэн фон Клеве замужем за этим мальчиком, покоряющим всех своей божественной игрой!
Жан стал «гвоздем сезона». О нем говорил весь город. Космополитический Берлин готов был ему простить даже его темное происхождение, от гения родовитости не требуется. Имя и положение Ирэн усиливали общий интерес к нему. Они сделались самой модной парой в городе, о них писали во всех газетах, их забрасывали всевозможными приглашениями.
— Лучше бы ты был трубочистом, — однажды сказала она, показывая ему огромный ворох писем, неизменно кончающихся так: «Рады будем вас видеть у нас тогда-то, в таком-то часу».
Жан выходил из своей комнаты прилизанный и благоухающий, в бархатных панталонах и ослепительной пижаме.
— Ты только посмотри, — указывала она ему на письма. — Откуда у тебя такие ужасные панталоны? Ты в них похож на итальянского шарманщика. Что мы будем делать с этими приглашениями? Куда идти?
— Ко всем.
Выпив кофе и поцеловав ее, он стал напевать свою любимую песенку: «Люблю тебя, мой нежный друг».
— Доставь мне большую радость, Жан, — сказала она ему с улыбкой. — Проведем этот вечер дома одни.
— С удовольствием, это будет очень мило.
Он сразу согласился и сейчас же стал собираться уходить. Его уже ждал чей-то автомобиль. Уезжая, он обещал вернуться к чаю. Ирэн прилегла отдохнуть. Со времени отъезда из Гамбурга их жизнь была истинным калейдоскопом, в котором мелькали все время новые знакомые и новые друзья. Она часто даже не знала их фамилий. Какие-то бесчисленные Вертгеймы, Розентали, Мозентали заполняли ее жизнь.
Во всяком случае нельзя было жаловаться на однообразие. Все это было так ново и необычайно. Она чувствовала, что для большинства этих людей она только жена Жана. Это было забавно, но далеко не всегда приятно. Жану такая жизнь доставляла неизъяснимое удовольствие. К счастью, это не должно было долго продолжаться. Еще один концерт в Мюнхене, а потом они поедут домой. Дома в замке их ждала тихая семейная жизнь, там они отдохнут от этой суеты. Какое блаженство, что они сегодня не должны никуда идти! Перед уходом Жан сообщил ей с таинственным видом, что приготовил ей сюрприз. Интересно, что бы это могло быть? С тех пор как она вернулась, он всегда был весел. Она не догадывалась, что причиной его довольства была именно эта шумная безалаберная жизнь, от которой ей хотелось скорей избавиться. В этой толчее он чувствовал себя как рыба в воде.
Он вернулся домой в великолепном настроении. Прогулка удалась как нельзя лучше; часть пути он сам правил, эти Розенштейны милейшие люди. Всю дорогу его преследовала какая-то мелодия. «Скорей скрипку!» До самого обеда он импровизировал.
— Я сказала портье, что нас нет и не будет дома до утра.
После обеда Ирэн легла на диван. Жан, развалясь рядом с ней в глубоком кресле, лениво проговорил, пуская кольца дыма:
— Кажется, Гутманы приглашали нас на бал?
— Да, там будет такое столпотворение, что не протиснуться. Какое счастье, что мы остались дома.
Жан задвигался в кресле и, переменив позу, вздохнул.
— А как насчет сюрприза?
Лицо его сразу оживилось.
— Вот в чем дело. Я хочу снять квартиру в Вене и жить постоянно в городе.
Ирэн была так поражена, что не знала, что сказать. Он подошел и сел на край дивана.
— Подвинься немного, милая. Теперь слушай внимательно. Разве тебе не хочется иметь свою собственную квартиру? Ведь замок принадлежит Карлу-Фридриху, а потом — это так далеко зимой…
— Но ведь это безумие! — воскликнула Ирэн. — Во-первых, опекуны никогда на это не согласятся. Во-вторых, как будет с Карлом-Фридрихом? В-третьих — квартиры в Вене очень дороги, и потом скажи, ради Бога, почему тебе не нравится наш замок?
— Я хочу жить у себя, — упрямо повторял Жан. — Я долго не мог заработать денег, но теперь, когда они у меня есть, вполне понятно, что я хочу устроиться. Мальчик может жить с нами.
— Может жить с нами! — горько усмехнулась она.
Он встал и принялся бесцельно бродить по комнате, насвистывая. Этот план неожиданно пришел ему в голову. Его пугала отдаленность замка от города. Он был там весною, и местность нагнала на него тоску. Что же будет зимой?
Горькое разочарование овладело Ирэн. Она никогда не помышляла о том, чтобы покинуть замок. Ей казалось безумием переменить чудесное просторное помещение на тесную квартирку в Вене.
— У меня очень странное положение, — сказал Жан, — я не могу жить в твоем доме так, как хочу. Для меня нет места в замке.
Подойдя к ней, он обнял ее рукой за шею.
— Как хорошо будет иметь свою светлую, уютную квартирку!
«Уютную квартирку!» Ее передернуло от этой мысли.
— Это было бы бесполезной расточительностью. Я уже тебе говорила, что опекуны Карла никогда на это не согласятся. Ведь пришлось бы содержать также и замок.
— Скажи откровенно, что ты просто не хочешь уезжать из него. Вот главная причина.
Он смотрел хмуро.
— Ты должен понять, что это не имеет смысла.
— Значит, ты не хочешь уступить?
Она старалась говорить спокойно, сдерживая гнев.
— Будь благоразумен, мой милый.
— Да, благоразумен! — Он круто повернулся. — Значит, если я хочу жить на своей квартире, это неблагоразумно? Кто из нас неблагоразумен в данном случае? — Он вспыхнул. — Ты всегда думаешь только о ребенке. Со мною совсем не считаешься. Хочешь, чтобы я жертвовал всем ради него.
Ирэн встала. Ей тяжело было спорить о таких вещах.
