Остренький коготок царапнул по сердцу. «Я хочу, чтобы она умерла». Тревожно отчего-то, любимая моя. Мысль, облеченная в слово, обладает странной силой.
Неожиданно для себя Майкл остановил машину у ступенек собора святого Павла. В этот час здесь было пусто. Шаги гулко отдавались под величественными сводами. Лучи света ломались о цветные стекла витражей и ложились вокруг мягкими бликами.
Майкл не был религиозен в общепринятом значении этого слова. Он любил приходить сюда вот в такой неурочный час, когда вокруг ни души и он с Богом один на один. Будто открываются скрытые шлюзы и все суетное, пустое уходит куда-то. Остается только покой и свет.
Он остановился перед распятием. Сохрани любимую мою от беды, Господи. Больше ни о чем не прошу. Я так долго ее ждал.
Была пятница, шесть часов вечера.
Лео беспрерывно щелкал фотоаппаратом. Длинные волосы падали ему на лоб, и он то и дело отбрасывал их нетерпеливым движением руки.
— Двигайтесь, двигайтесь, естественнее, — бормотал он. — Не надо позировать, и все произойдет само собой. Замрите. Вот так. Голову чуть-чуть назад и вбок. Отлично.
— Может быть, сделаем перерыв? — взмолилась Наташа.
Он мучил ее уже больше часа. Сначала долго ставил свет, выбирал фон, вывалил перед ней целую гору косметики, даже приклеил какие-то немыслимые ресницы, уверяя, что на фотографии все будет смотреться естественно.
В студии было нестерпимо жарко. Наташа буквально плавилась под ослепительным светом софитов. Шея одеревенела, спина разламывалась, ноги не слушались. Лицо от постоянного напряжения стало совсем чужим.
— Ага, выдохлись! — почему-то торжествующе сказал Лео. — Не будете теперь говорить, что фотомодели даром едят свой хлеб.
— А я ничего подобного и не говорила, — возразила Наташа.
— Разве? — Лео даже опустил камеру. — А впрочем, неважно. Все вы так думаете.
— Ничего я не думаю. Просто больше не могу.
Наташа решительно сошла с подиума.
— Эй, эй, я еще не кончил, — запротестовал Лео.
— Зато я кончила. Кажется, я вам в рабство не продавалась.
— Ладно, не кипятитесь, — примирительно сказал Лео. — Отдохнем, выпьем кофейку и еще пощелкаем немного.
Наташа взглянула на часики.
— Только действительно немного. Ровно в шесть я должна быть на Чипсайде.
Лео взглянул на нее, насмешливо приподняв брови.
— К папочке торопитесь?
Наташа хмыкнула.
— Как это мило! Сразу чувствуешь себя маленькой девочкой.
— А вы и есть маленькая девочка, — не моргнув глазом, заявил Лео. — Маленькая девочка на качелях над пропастью. Так и хочется снять вас оттуда, успокоить и угостить шоколадкой.
— За чем же дело стало? Шоколад и кофе — роскошное сочетание, — машинально ответила Наташа и добавила, помедлив: — А почему вы так сказали: «На качелях над пропастью»?
— Не знаю. Такой вот образ родился вчера, когда я вас увидел в «Трэмпе». Столько всего было в ваших глазах: испуг, трепет, восторг, еще что-то неописуемое. Полет над бездной, иначе не скажешь. Кстати, и у папочки было что-то похожее.
— Мы не виделись пятнадцать лет.
— Дело ведь не только в этом, так? Я вот тоже лет десять не видел свою сестру — и ничего.
Наташа представила себе его сестру, толстую, вечно озабоченную «хаусфрау»[22], и улыбнулась сравнению.
— А почему вы называете Майкла папочкой? — поинтересовалась она.
— Это не я. Это Снуки. Ее изобретение. Я вообще его вчера впервые увидел.
— А она?
Лео промолчал, сделав вид, что ему надоело воевать со своими вечно сползающими на лицо волосами. Он перехватил их резинкой наподобие хвостика и направился было на кухню, но Наташа остановила его.
— Эй, вы не ответили!
— А вы не в курсе?
— Нет.
— Тогда стоит ли? — Лео заботливо потеребил свой хвостик. — Уверен, что папочка… Майкл, — поправился он, — изложит все гораздо лучше и точнее, чем я.
— У нас не было времени поговорить об этом.
Лео понимающе присвистнул.
— Завидую. Да в общем там ничего серьезного. Так, покувыркались в постели несколько раз и разбежались. Вернее, папочка отвалил. Снуки слишком экзотична для него, как ни крути. Тропическая пташка.
— О да, тут спору нет.
— Но! — Лео поднял вверх указательный палец, но было это сделано так весомо и значительно, что Наташа невольно посмотрела на него. — Наша милая Снуки до сих пор не прочь вернуть папочку, так что от нее можно ожидать всяких неожиданностей.
Наташа небрежно передернула плечами. Она и сама не могла понять, почему этот вопрос ее нимало не волнует.
— Так как же насчет кофе с шоколадом? — напомнила она ему.
Лео бросился на кухню. Наташа последовала было за ним, но он решительно остановил ее.
— Ни шагу дальше. Когда я на кухне, женщине там делать нечего.
— Что так?
— Терпеть не могу, когда женщины толкутся на кухне. Не знаю, что там с ними происходит, но все, как одна, превращаются в квохчущих клуш. И куда только девается их обаяние, индивидуальность, загадочность? Чудовищная метаморфоза.
— Оригинально. — Наташа даже слегка опешила от такой отповеди. — Сразу видно, что это результат глубоких раздумий и наблюдений.
— Вот именно. — Лео был абсолютно серьезен, явно пропустив шпильку мимо ушей. — Никто на свете не знает женщин так, как я. Сколько я перевидал вашего брата, это просто уму непостижимо.
— Убедительно, а главное, скромно.
— Скромность тут ни при чем. Самое бесполезное качество в моей работе.
Он исчез в кухне и деловито там чем-то загремел. Наташа послушно вернулась в студию и присела на диван.
На низком журнальном столике были разбросаны альбомы с фотографиями, явно, чтобы привлечь внимание гостей. От нечего делать Наташа открыла один. Снуки в различных стадиях раздевания.
Промучившись час под софитами, Наташа смотрела на снимки совершенно новыми глазами. Девица была потрясающим профессионалом. Отточенные позы, полная непринужденность и естественность перед камерой. И кроме всего прочего, потрясающее тело, для любителей плоских форм, конечно, и во всем, до кончиков ногтей на ногах, сногсшибательно экстравагантный стиль. Даже красные волосы и татуировка на плечах и животе в виде красных и черных пауков и бабочек выглядели на ней эффектно.
Из коридора раздались громкие голоса, смех, дверь стукнула. Наташа подняла глаза от альбома. Перед ней стояла Снуки собственной персоной, совсем такая, как на фотографиях, только волосы у нее были уже не красные, а изумрудно-зеленые, ослепительные в сочетании с длинным оранжевым платьем, облегающем ее тонкую высокую фигуру, как вторая кожа. В разрезе платья виднелась длинная белая нога на высоченной платформе.
