Она сообщила мне, что от Канди нас отделяет около двенадцати миль, но до Мангании, где мы вышли из поезда, совсем недалеко. Не Канди и не Коломбо, конечно, но магазины там неплохие.
— А я с удовольствием составлю тебе компанию, — улыбнулась Клития. — Сет, мы должны дать в честь Сэйры бал. Ведь все захотят с ней познакомиться.
Когда подали обед, на улице уже стемнело.
— А мы тут натерпелись страху, — сообщил Клинтону Сет, когда мы уже сидели за столом. — Спасали плантацию от листовертки.
— Я уверен, что вы справились, — ответил Клинтон.
— О да. Урожай не пострадал.
— Что бы мы без тебя делали, Сет.
Сет даже порозовел от удовольствия.
Я проголодалась, а карри оказался очень вкусным. Я внимательно прислушивалась к разговору, крутившемуся в основном вокруг проблем, связанных с выращиванием чая. «Они говорят о моей плантации», — изумленно думала я. Невероятно! Я не могла понять, почему отец так распорядился наследством. Плантацию должна была унаследовать Клития. Я понимала огорчение Сета. Хотя Клитии досталось фамильное ожерелье, которое она должна будет передать жене своего сына…
Как ни странно, но в этот момент речь за столом зашла о жемчуге и его добыче. Сет что-то рассказывал об устричных отмелях в Манарском заливе.
— Одного из ловцов схватила акула. Он погиб.
— Кто?! — воскликнул Клинтон.
— Карам.
— Карам! — повторил Клинтон. — Один из лучших моих ныряльщиков. Ну почему он был так беспечен!
— Беспечен! Неужели ты думаешь, что он был неосторожен? У них и заклинатель акул был. Но эта тварь его уже поджидала на дне.
— Карам! Прекрасный ныряльщик! Один из лучших.
— Я слышал, что в этом сезоне улов был неплох.
— Это хорошие новости, — кивнул Клинтон. — Но Карам!
— Что такое устричные отмели? — поинтересовалась я. — Я впервые об этом слышу.
Сет лукаво покосился на Клинтона.
— Это на Клинтона не похоже, — произнес он. — Обычно он не темнит.
— Разве я тебе не рассказывал? — удивился Клинтон. — Мне принадлежат устричные отмели у северо-западного побережья Цейлона. Мы поедем туда, и я все тебе покажу. Но там интереснее всего, когда ловцы собирают моллюсков. Сбор начинается на второй неделе марта. Сезон длится от четырех до шести недель.
— Жемчуг! — прошептала я. — То есть ты еще и жемчугом занимаешься?
— Это второстепенно, — отмахнулся Клинтон.
Сет наклонился вперед.
— Клинтону принадлежит практически весь Цейлон, — произнес он. — Здесь у него чай, на северо-западе жемчуг, в лесах — каучук. Половина судов в бухте Коломбо перевозит грузы Клинтона.
— Мы должны брать от этой земли все, что возможно, — пояснил Клинтон. — Это позволяет местным жителям заработать на жизнь.
— И обогащает тех, кто дает им эту возможность.
— Должны же они получать вознаграждение за свой труд и капиталовложения, — напомнил ему Клинтон.
— Больше всего меня заинтересовала добыча жемчуга, — вставила я.
— Настоящая женщина, — пожал плечами Клинтон. — Если бы ты знала, какой ценой достается жемчуг, ты бы вообще отреклась от жемчужных ожерелий.
— Ты слышала это, Клития?! — воскликнул Сет. — Подумай об этом в следующий раз перед тем, как надеть свое знаменитое ожерелье.
— Я об этом никогда не забывала, — тихо ответила Клития.
Клинтон не унимался.
— Жены и невесты ныряльщиков называют жемчужины «человеческими жизнями».
— Значит, это очень опасно?
— Ты только что слышала, что акула убила одного из моих лучших ныряльщиков. Представь себе такую картину. Лодки отправляются в море в полночь, чтобы достичь устричных отмелей к восходу солнца. В каждой лодке находится около десяти ныряльщиков. Они работают в парах и ни за что не прыгнут в воду, если с ними нет заклинателя акул. Считается, что своими странными напевами заклинатели приводят акул в состояние такого восторга, что они не замечают вторгающихся в их владения людей. Тем не менее каждый ныряльщик вооружен коротким копьем из железного дерева для защиты от акул, оказавшихся неподвластными напевам заклинателя.
— Странно, что они вообще согласны этим заниматься.
— Если они не будут работать, они умрут с голоду, — коротко заметила Клития.
Клинтон внимательно наблюдал за мной.
— Это действительно так. У них нет выбора. Однако такова жизнь.
В этот момент я вдруг остро ощутила чужеродность всего, что меня окружает. Жара, неизвестные насекомые, с глухим стуком бьющиеся в оконную сетку, я сама в окружении едва знакомых людей, явное соперничество между Сетом и Клинтоном…
Мужчины опять заговорили о плантации, а Клития сказала мне, что заедет за мной утром, привезет к себе и все мне покажет и расскажет.
Мы уехали около половины девятого. Сет и Клития проводили нас к экипажу.
— Тебе понравилось? — спросил Клинтон, когда двуколка покатилась по дороге.
— Очень. Я давно мечтала познакомиться с сестрой.
— И как ты ее находишь?
— Она красива и обаятельна. Но вначале я была шокирована. Я ожидала увидеть английскую девушку. Почему ты меня не предупредил?
Клинтон пожал плечами.
— Она пошла в мать. Считают, что она — ее точная копия.
— Мне никогда не говорили, что первая жена отца была цейлонкой.
— Здесь это случается… изредка. Многие мужчины заводят себе любовниц из числа местных женщин. Порой от этих связей рождаются дети. Браки заключаются достаточно редко. Клития получила английское воспитание и образование. Здесь несколько лет жила английская гувернантка. Дракон, а не женщина, с какой стороны ни подойди. А потом на плантацию приехал Сет, молодые люди полюбили друг друга и поженились.
— Сет — хороший управляющий?
— Он неплохой второй номер. Он надеялся, что плантация достанется Клитии.
— Мне кажется, это вполне оправданные надежды.
— В этой жизни ни в чем нельзя быть уверенным.
Остаток пути мы молчали.
В конюшне нас уже ожидал слуга, принявший лошадь и экипаж. Клинтон взял меня под руку и повел к дому. Даже в темноте он сверкал белизной. Над дверью висел фонарь, а в воздухе звучал неумолчный гул насекомых.
Мы вошли в холл.
— Наконец-то мы дома, — вздохнул Клинтон и, развернув меня к себе, поцеловал в губы.
Когда он выпустил меня, я заметила, что рядом стоит слуга и смотрит на нас.
— Что-нибудь нужно, господин?
— Нет, спасибо, — ответил Клинтон.
