— Благодарю за службу, товарищ милиционер, — с чувством поблагодарил Турецкий, — теперь иди, выполняй свои супру… тьфу, служебные обязанности.
— А как я пойду их выполнять? — тот попытался открыть машину, но не смог найти ручку сведенными за спиной руками.
— Ничего, у тебя получится, — уверил Турецкий, — несколько попыток, и ты справишься. Прости, но мы обязаны дать себе фору. Запоминай: вот в этот хлам я кладу ключи от наручников, — он сунул ключики в бардачок. — Вот сюда бросаю магазин от автомата, запоминай место, — он отцепил рожок с патронами и бросил метров на двадцать в траву. — Прости за вандализм, но это тоже надо, — он вырвал провод рации из приборной панели. Задумался, оценивающе посмотрел на надувшегося сержанта. — Сотовый есть, Мартынов? Только не ври.
Сержант залился краской.
— Есть, — резюмировал Турецкий. Сержант скосил глаза на боковой карман форменных брюк. Пришлось устраивать личный обыск. На древнюю модель сотового аппарата «народной» корейской марки можно было смотреть только со слезами.
— Уважаю, Мартынов, — пробормотал Турецкий, — взяток ты точно не берешь. И работаешь не за зарплату — за идею. На, Валюша, — он сунул телефон девчонке, — бережно отнеси и положи в траву. Ну, все, пожалуй, — он дружелюбно подмигнул сержанту. — Ты же не Гудини, Мартынов? Прощай, не поминай лихом…
Они бежали, взявшись за руки, до дороги, а потом еще шли по обочине, чтобы сержант не мог разглядеть, на что они сядут. Водитель третьей по счету машины среагировал на протянутую руку. Это был разболтанный «зиловский» «бычок» с алюминиевой коробкой вместо кузова, на которой с трудом проступала надпись «Продукты». Водитель средних лет, среднего ума и среднего (судя по запрошенной сумме) достатка.
— Поехали, — пробормотал Турецкий, подсаживая Валюшу, — тряхнем своими миллионами. Не забывай, что ты моя дочь, — шепнул он ей на ухо.
— Какие-то вы потасканные, — подметил водитель, бросив на них внимательный взгляд. — Чем вы там занимались в лесу? Грязью обливались?
— Мы с папой археологи, — не моргнув глазом, сообщила Валюша, сразу же поставив Турецкого в затруднительное положение.
— Да неужто? — изумился водитель. — Тогда поня-ятно. Ну и как оно?
— Кости мамонта нашли, — врала и не краснела Валюша. — На глубине двадцать метров.
— И что это значит? — шофер немного растерялся.
— А это лишний раз доказывает, что мамонты жили в норах, — выпалила Валюша. — Сколько лет пытаюсь доказать это папаше, а он не верит.
Шофер пару раз хлопнул глазами и расхохотался.
— А серьезно?
— Лгунья она патологическая, — подал голос Турецкий. — Просто решил вот с дочерью съездить на природу. Машина сломалась — ее на эвакуаторе увезли, а сами измазались, как черти, устали дико…
— Да уж, папочка, больше я с тобой на природу ни ногой, — пробормотала Валюша.
— А в Щечине у вас что? — настаивал любопытный водитель.
— А там приятель обещался подобрать, — врал «с колес» Турецкий. — Не из Щечина мы, что мы там не видели? Депрессилово полнейшее.
— Это точно, — расхохотался водитель. — Проблем с работой в Щечинн никаких. Работы нет — какие с ней проблемы?
Они проехали в компании компанейского водилы двадцать километров, сошли на окраине Щечина — с одной стороны озерная гладь, с другой дома, погруженные в зелень яблоневых деревьев. Проводили глазами тарахтящий грузовик.
— Ну и зачем мы сюда приехали? — озадаченно посмотрела по сторонам Валюша.
— Ума не приложу, — пробормотал Турецкий. — Просто хочется кроху покоя.
Он схватил Валюшу за руку, они перебежали дорогу, погрузились в приозерные заросли…
На этом озере не было ни души. Крохотную бухту опоясывали заросли тальника. В заросшей ряской воде резвились рыбки, выпрыгивали из воды, ловили плавучих насекомых. Природа дышала невиданным спокойствием. Пять часов вечера (и куда умчался день?), солнце, теряющее яркость в преддверии заката, застыло перед глазами в безоблачном небе.
— Снимай с себя все и иди мойся, — приказал Турецкий, устраиваясь на бугорке.
— Вот-таки все? — насторожилась девчонка.
— Все, — подтвердил он. — Чистота — залог здоровья.
— Где-то я это уже слышала… А ты не будешь подсматривать?
— А что бы ты хотела? — он засмеялся. — Ты говоришь таким тоном, словно если я не буду подсматривать, так ты и мыться не пойдешь.
Она запыхтела, разобиженная, сбрасывая с себя обноски. Турецкий закрыл глаза, расслабление потекло по телу.
— Знаешь, Турецкий, — продрался через звон в ушах злобный детский голосок, — женщины больше всего на свете не любят две вещи.
— Я знаю, — отмахнулся он. — Когда в них не видят человека и когда в них не видят женщину. Иди купайся, дай отдохнуть.
Он старался ни о чем не думать, гнал мысли, крадущиеся в мозг. Получал удовольствие от состояния абсолютного покоя. Но не мог изгнать из себя полностью страх. Страх в этой местности становился второй натурой. Как-то тихо сделалось на озере. Оборвалось недовольное ворчание, затихли всплески воды, жалобное повизгивание. Встревоженный, он поднял голову. Все в порядке, голову Валюши, бороздящую водную гладь метрах в десяти от берега, трудно было перепутать с блуждающей кувшинкой. Успокоенный, он опустил голову, начал вспоминать, какой сегодня день. С некоторыми оговорками остановился на том, что сегодня понедельник. В пятницу утром они с Нагибиным приехали в Дубовск. Практически четыре световых дня. Бедная Ирина… Допустим, пару дней она крепилась, не звонила, памятуя о последней ссоре, но потом-то уж ее душа не выдержала, наверняка набрала номер, хотела выяснить, почему он не звонит. О чем, интересно, она беседовала с полковником Короленко?
Прошлепали голые ножки, раздались какие-то странные звуки — видимо, Валюша подпрыгивала, выколачивая воду из ушей.
— А я видела, видела, — радостно сообщила она, — ты подсматривал!
— Ты еще не оделась? — спросил он, не открывая глаза.
— Нет, а что?
— Не могу избавиться от мысли, что ты собралась меня соблазнить.
— Да больно надо, — надулась девчонка, — ты же вчетверо старше меня. Ты даже в отцы мне со скрипом годишься. Я что, по-твоему, совсем больная? Как это по-научному…
— Геронтофилия, — подсказал он. — Я что, так плохо выгляжу?
— Нет, — она захохотала, — просто я издеваюсь над тобой. Ты выглядишь отлично. Но все равно ты втрое старше меня. Хотя знаешь, — она задумалась, — мысль, в сущности, интересная. Учитывая то, что жить нам, судя по всему, осталось хрен да маленько…
— Валюша, заткнись, пожалуйста, — взмолился он, — дай мне спокойно отдохнуть.
— Фу, Турецкий, какой ты бука…
Она завозилась, шуршала грязная одежда. Когда он открыл глаза, она уже была одета, как-то удивленно рассматривала концы своих волос, которые умудрилась дотянуть до глаз.
