— Остенде находится в Бельгии. Бельгия не признает Пекин. Луазо орудует здесь с молчаливого согласия властей. И его вам будет легко вовлечь в дискуссию. Луазо не нужен политический скандал, связанный с попыткой насильственного вывоза человека из страны…
— А вы скользкий тип. Очень скользкий, — заметил Датт. — И все равно риск слишком велик.
— Ну, как хотите. — Я допил кофе и отвернулся.
— Я буду дураком, если вернусь за документами. А здесь Луазо до меня не дотянуться. — Он встал, подошел к барометру и сказал: — Растет.
Я промолчал.
— Это моя идея — создать центр на судне пиратского радио. Нам тут не грозит никакая проверка, и мы не подпадаем под юрисдикцию ни одной страны мира. Фактически на борту этого судна мы нация в себе, как любая другая пиратская радиостанция.
— Это так, здесь вы в безопасности, — согласился я и встал. — Мне не следовало всего этого говорить. Это вообще не мое дело. Моя работа закончена.
Я застегнул куртку, мысленно возблагодарив того фламандца за теплый свитер.
— Вы меня презираете? — В голосе Датта прозвучала злая нотка.
Я шагнул к нему и взял его руку в свою.
— Нет, — сочувственно проговорил я. — Ваши суждения так же верны, как и мои. Более того, только вы можете оценить свою работу и свою свободу.
Я крепко пожал ему руку стандартным ободряющим жестом.
— Моя работа имеет огромную ценность, — сказал он. — Можно сказать, это прорыв. Кажется, некоторые мои исследования имеют…
Теперь он очень хотел убедить меня в важности его работы.
Но я мягко выпустил его руку, кивнул, улыбнулся и развернулся к выходу.
— Мне пора. Квана я сюда доставил, моя задача выполнена. Может быть, один из ваших матросов доставит меня в Остенде?
Датт кивнул. Я направился к выходу. Мне до смерти надоела эта игра, и я пытался понять, действительно ли мне так уж хочется взять этого больного старика и сдать его на милость французских властей. Говорят, решимость мужчины читается по развороту его плеч. Возможно, Датт увидел мое безразличие.
— Погодите, — окликнул он меня. — Я вас провожу.
— Хорошо, — сказал я. — Это даст вам время подумать.
Датт лихорадочно оглядел каюту. Облизнул губы и пригладил волосы ладонью. Перелистал какие-то бумаги, сунул парочку в карман и собрал кое-какие вещи.
Датт взял с собой довольно странный набор: пресс-папье с гравировкой, полбутылки бренди, дешевый блокнот и, наконец, старую чернильную ручку, которую осмотрел, протер и тщательно закрыл, прежде чем сунуть в карман жилета.
— Я сам вас отвезу, — сказал он. — Как думаете, Луазо позволит мне хотя бы пролистать мои досье?
— Я не могу решать за Луазо, — сказал я. — Но знаю, что он месяцами пытался выбить разрешение на рейд в ваш дом на авеню Фош. Он направлял рапорт за рапортом, излишне горячо доказывая, что вы представляете угрозу безопасности Франции. Знаете, какой ответ он получил? Что вы — «Икс»,[8] что вы старой крови. Что вы — политехник из правящего класса, элита Франции. Что вы на ты с его министром и половину кабинета министров зовете «товарищ». Что вы привилегированная особа, неприкасаемая и недоступная для него и его людей. Но он настаивал и в конечном счете показал им, кто вы такой на самом деле, месье Датт. А теперь он, возможно, хочет, чтобы они заплатили по счетам. Я бы сказал, Луазо может воспользоваться случаем подлить немного яда в их кровеносную систему. Захотеть устроить им нечто весьма запоминающееся, чтобы они не забывали этого, когда в следующий раз решат устроить ему обструкцию и прочитать нотацию или в сотый раз переспросить, не ошибается ли он. Разрешит ли он вам заглянуть в ваши досье? — Я улыбнулся. — Да он скорее всего будет на этом настаивать!
Датт кивнул, взял трубку старого телефона и быстро заговорил на каком-то китайском диалекте. Я обратил внимание на его широкие белые пальцы, похожие на корни какого-то растения, никогда не видевшие солнца.
— Вы, несомненно, правы, — сказал он. — Я должен быть там, где мои труды. Мне вообще не следовало с ними расставаться.
Он рассеянно побродил по каюте, потом взял доску от «Монополии».
— Вы должны пообещать мне одну вещь. — Он положил игру обратно. — Моя девочка. Вы проследите, чтобы с ней все было хорошо?
— С ней все будет хорошо.
— Вы об этом позаботитесь? Я скверно с ней обошелся.
— Да.
— Я ведь ей угрожал, знаете. Угрожал досье на нее и тем фильмом. В общем-то в этом не было особой необходимости, но меня больше заботила моя работа. Это ведь не преступление — переживать за свою работу, да?
— Смотря какая работа.
— Смею заметить, я давал ей деньги. И машину ей тоже я подарил, — сказал Датт.
— Легко расставаться с тем, что тебе не нужно, — ответил я. — И богачи, когда дают кому-то деньги, должны быть твердо уверены, что они не пытаются таким образом что-то купить.
— Я скверно с ней обошелся. — Датт кивнул сам себе. — А еще мальчик, мой внук.
Я быстро спустился по железным ступенькам. Надо было убраться с судна прежде, чем Кван заметит, что происходит. Хотя я сомневался, что Кван попытался бы нас остановить. Если Датта не будет, то единственным докладом в Пекин будет доклад Квана.
— Вы оказали мне услугу, — проговорил Датт, запуская двигатель катера.
— Это верно, — ответил я.
Глава 40
Англичанин велел ей запереться в «скорой». Она попыталась, но пока пальцы нащупывали запор, ее замутило от страха. На миг она представила себя в заключении, вздрогнула и отбросила эту мысль. Она снова попыталась запереть дверцу, но безуспешно. Паренек-англичанин с поврежденным коленом перегнулся через нее и запер дверь. Она открыла окно, судорожно пытаясь подавить приступ клаустрофобии. Она прикрыла глаза и уперлась лбом в прохладный руль. Что она наделала? Все казалось таким правильным в изложении Датта: если она привезет ему сюда большую часть досье и пленок, то он будет тут ждать с ее досье и тем фильмом. Честный обмен, он сказал. Она тронула замок коробки, доставленной с судна. Надо полагать, нужные ей документы внутри, но внезапно ей стало все равно. Моросящий дождик падал на ветровое стекло, образовывая крошечные линзы, сквозь которые было видно множество перевернутых вверх дном катеров.
— С вами все в порядке? — спросил парень. — Вы скверно выглядите.
Она ничего не ответила.
— Послушайте, мне бы хотелось знать, что тут вообще происходит. Знаю, я доставил вам кучу проблем и все такое, но…
— Оставайтесь в машине и ничего не трогайте, — сказала Мария. — И никому не позволяйте ничего тут трогать. Обещаете?