Книга Нежная мятежница [= Тревоги любви ] - Джоанна Линдсей

— Ты опять собираешься уходить?

Они пришли домой чуть более часа назад. Экипаж ехал очень быстро, и Розлинн не успела поговорить с ним. Но она должна это сделать.

— Мне нужно сказать тебе кое-что.

— Хорошо, — он жестом пригласил ее в гостиную.

— Нет, наверху, — его бровь удивленно изогнулась, и Розлинн, смутившись, поспешила добавить:

— В моей спальне. — Джереми был дома, и она не хотела, чтобы им мешали. — Мы здесь не можем быть наедине, поэтому я прощу тебя подняться.

— Тогда веди меня, моя дорогая.

Это было сказано спокойным тоном. Боже, он не собирался облегчить ей задачу.

А что если его действительно не волнуют ее чувства? Что если она окажется в дураках? Но отступать было некуда.

Розлинн поторопилась наверх, за ней медленно поднимался Энтони. Наверное, пройдет, по крайней мере, несколько недель, прежде чем она признает, что не хочет спать одна. Тогда он будет лететь за ней на крыльях, чтобы услышать, что она, наконец, согласна полностью быть его женой.

Когда он вошел в комнату, Розлинн сидела в кресле, и так как кресло было уже занято, а кровать в любом случае отпадала, он сел на стул, к ее сожалению, всего в нескольких метрах от нее. Он перебирал флаконы духов на туалетном столике, ожидая, когда она начнет говорить. Листок бумаги попался ему на глаза случайно, но когда он открыл, почерк Джеймса тут же приковал его внимание.

— Энтони, может быть, наконец, посмотришь на меня? — Он посмотрел на нее, его глаза сузились, а она опустила свои. — Я не знаю, как по-другому сказать… В общем, я была не права.

— Не права?

— Ну, ограничивая наш брак, — волнение просто душило ее. — Я… я хотела бы начать все сначала.

Теперь она подняла на него взгляд. Уж лучше бы она этого не делала. Она совсем не ожидала увидеть на его лице злость, но ошибиться было нельзя. Он был сердит на нее.

— Это имеет какое-нибудь отношение к неожиданным переменам в твоем сердце? — листок бумаги упал из его рук. — Что это? — устало спросила она.

— Не играй со мной, Розлинн! Ты прекрасно знаешь, что это, — сказал он кратко.

Ее тон стал похож на него, она даже забыла на секунду о примирении:

— Нет, не знаю! Где ты взял это?

— На твоем трюмо.

— Не может быть. Я переоделась после возвращения из порта, и что бы это ни было… — она показала на записку, — это не мое.

— Тогда есть только один способ доказать это, не так ли?

Он был зол из-за вмешательства Джеймса, но еще больше он злился на нее. Как она могла провести его через все муки ада, а потом поверить простой записке, говорящей, что она ошибалась? Он не хотел такого примирения.

Он вышел из комнаты и постучал в дверь Джереми.

Или Джеймс передал ей эту записку в порту, что сомнительно, потому что Энтони был все время рядом с ней, или Джеймс дал записку Джереме, чтобы передать. В любом случае он не собирался позволить ей лгать.

Когда парень высунул голову из своей комнаты, Энтони спросил:

— Твой отец просил что-то передать моей жене? Джереми замялся.

— Черт возьми, дядя Тони. Я думал, что ты уже ушел. Я просто положил ее… ты не должен был увидеть ее, — неудачно закончил он.

Энтони скомкал листок в руке.

— Все в порядке, парень. Никакого вреда ты не сделал.

Она не видела записки. Это значит… Черт побери, и он только что сам чуть все не погубил.

Она стояла, протянув руку. — Я хотела бы взять это, если ты будешь так любезен.

— Не буду, — отозвался он с неохотой, отмечая ее акцент, верный знак того, что она сердится.

— Извини, записка не имеет никакого значения.

— Я сама разберусь. Если она лежала на моем столе, значит, предназначалась мне, а не тебе.

— Тогда возьми.

Но когда она подошла к нему взять ее, он не дал ей возможности прочитать ни буквы. Его пальцы сцепились с ее, и он обнял ее.

— Ты можешь позже прочитать ее, — нежно сказал он. — Сначала скажи, в чем ты ошибалась.

Она тут же забыла о записке, которая упала к ее ногам:

— Я говорила тебе об ограничениях. Я не должна, не должна была ставить какие-либо условия.

— Действительно. И это все?

Он улыбался ей так, что она таяла под его улыбкой.

— Я не должна была просто использовать тебя.

— Да? — он обжег ее щеку своими губами.

— Что?

— Не хочешь ли еще использовать меня? Он не дал ей ответить, его губы прикоснулись к ее, теплые, жаждущие. На мгновение она отстранилась:

— О, если ты будешь целовать меня, я никогда не скажу тебе то, что должна.

Он улыбнулся, все еще держа ее в своих объятиях.

— Теперь это уже не имеет значения, дорогая, ты просто слишком много взяла на себя. Ты рассчитывала, что я буду вечно терпеть эти твои «не трогай меня». Нет. Тебе казалось, что я могу выполнять твои правила, не устанавливая своих. В этом ты опять просчиталась, — он приобщил к этому высказыванию еще один глубокий поцелуй. — Не хотел бы разочаровывать тебя, дорогая, но ты могла устанавливать свои условия столько, сколько я позволял тебе! И я позволял бы тебе еще не более, чем несколько недель, распознавать свои чувства.

— Или?

— Или я бы сам переехал сюда.

— Люблю тебя, — просто сказала она и ощутила, что не может дышать из-за того, что он крепко сжал ее.

— О, Боже, я боялся, что никогда не услышу этого от тебя! Это правда? Несмотря на то, какой отвратительной задницей я был большую часть времени?

— Да, — она засмеялась, довольная его реакцией.