Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Катя нашла Олега Васильевича на лестнице, за пределами отделения. Он, прислонившись виском к перилам, сидел прямо на ступеньке, выкрашенной в бледно-бирюзовый цвет. Девушка осторожно опустилась рядом.
– Спасибо вам. Этот парень, Сева… Моей подруге он очень дорог.
– Да я уж догадался, – отозвался Веснянкин глухо. – Хорошо, что мы все в этом мире дороги кому-то… Знаешь, как построили Склиф? Изначально это был Странноприимный дом, Шереметевская больница, граф построил ее в память о своей покойной супруге, бывшей крепостной актрисе. Такой вот русский Тадж-Махал…
Катя догадывалась, что Олег Васильевич вновь вспомнил о своей жене.
– Мы хорошо потрудились сегодня, Катюша, – проговорил он через минуту. – Ты молодец.
– Я ухожу, Олег Васильевич… Быть медсестрой мне мало. Решила выучиться на доктора. На хирурга.
Олег Васильевич обдумал новость, потирая бровь костяшками пальцев. Почти осязаемо, белым дымом, по ступенькам больничной лестницы ползла утренняя дрема.
– Я ведь еще не старая, успею?
Она заглянула ему в лицо, и оба рассмеялись, легко, без неловкости. Поднялись на ноги.
– Ты станешь хорошим хирургом, я это вижу в тебе. У тебя есть сила духа. Ты не боишься смотреть правде в глаза, но при этом не теряешь веры в лучшее. Это самое главное.
Олег Васильевич взял обе ее руки и легонько пожал сперва правую, потом левую. И не удержался, притянул к себе и крепко обнял.
Катя стояла, утонув в его объятиях, и чувствовала, как на нее спускается умиротворение. От его халата пахло спиртом, тальком и, кажется, марганцовкой, а за всем этим от шеи и подбородка едва пробивался запах, присущий только этому человеку, и никому больше.
– Прости, что не смог ответить… на твои чувства, – пробормотал он ей в ухо. За куцей фразой скрывалось истинное, честное сожаление. Катя улыбнулась в отворот его халата и отстранилась, не выпуская рук. Взглянула прямо в лицо, по привычке беспокойно отметив, как оно осунулось и как глубже пролегли морщины и запали глаза. Так всегда бывает у него к утру после тяжелой операции.
– Спасибо вам. За все. Я не знаю, как еще сказать… Спасибо.
Она привстала на цыпочки и осторожно поцеловала его в шершавую щеку. А потом легко повернулась и зашагала вверх по лестнице.
06.03
В холле травматологического отделения Лора сквозь широкие больничные окна глядела на восход. Солнце пылало и плавилось, двигаясь так быстро и вместе с тем медлительно, словно потягиваясь. Вот оно оторвалось от горизонта, и прямо под ним, между плазменным диском и землей, пролегла черная полоса. И тут же посветлела, истончилась. И в этот момент Лора вдруг подумала о тех, кто сегодня впервые увидит друг друга. Обо всех тех людях, что спят сейчас в своих кроватях, спокойные, ничем, кроме снов, не взволнованные. Их жизнь еще легка. Скоро они проснутся и, так или иначе, встретятся в этом большом мире: в кафе, в метро, в тесноте лифта или на шумном проспекте. Одни только познакомятся, другие внезапно посмотрят друг на друга иным, непонятно от чего изменившимся взглядом. Никто не успеет выставить заслоны, закрыться, увернуться, отбиться, никто из них не сможет остановить эту волну. И тогда все полетит в тартарары. Закончится безмятежное взвешенное существование, в их сердца вползут дрожь, изматывающее нетерпение, робость, мнительность, ревность. Их тело будет взрываться радостью через минуту после того, как было утянуто на самое дно болотистым отчаянием. Всю изнанку их истыкают острые иглы сомнений. Полетят по невидимым сетям сообщения, головы сломаются в попытке расшифровать скрытое значение слов, песен, значков, фотографий, взглядов и улыбок. И в проспекты Города впечатаются их знакомства, а в скверы – расставания, брусчатка запомнит топот новых торопливых ног навстречу друг другу, а перекрестки – подмигивания с противоположных тротуаров.
Но сейчас, в эту самую минуту, когда огненный шар восстает над городом, всего этого еще не существует. Сердца еще-не-влюбленных бьются размеренно, грудные клетки вздымаются ровно, не тревожимые грядущим.
Они не знают, что случится завтра.
Послесловие
16 марта 1934 года ЦК ВКП(б) одобрил предложение Московского комитета партии о сносе Сухаревой башни и Китайгородской стены. В ответ на это решение 17 апреля 1934 года с коллективным письмом к Сталину обратились заслуженный деятель искусств К. Юон, академик А. Щусев, А. Эфрос, И. Грабарь, И. Жолтовский, И. Фомин и другие. В письме говорилось: «Неожиданно (после того, как вопрос был, казалось, улажен) начали разрушать Сухаревую башню. Уже снят шпиль; уже сбивают балюстрады наружных лестниц. Значение этого памятника, редчайшего образца петровской архитектуры, великолепной достопримечательности исторической Москвы, бесспорно и огромно. Сносят его ради упорядочения уличного движения… Настоятельно просим Вас срочно вмешаться в это дело, приостановить разрушение Башни и предложить собрать сейчас же совещание архитекторов, художников и искусствоведов, чтобы рассмотреть другие варианты перепланировки этого участка Москвы, которые удовлетворят потребности растущего уличного движения, но и сберегут замечательный памятник архитектуры».
Поздним вечером пятницы, 13 апреля 1934 года, начался снос Сухаревой башни. Бригады «Мосразбортреста» крушили кувалдами белокаменный декор.
В. Гиляровский, известный бытописатель Москвы, писал в письме дочери: «Ее ломают. Первым делом с нее сняли часы и воспользуются ими для какой-нибудь другой башни, а потом обломали крыльцо, свалили шпиль, разобрали по кирпичам верхние этажи и не сегодня-завтра доломают ее стройную розовую фигуру. Все еще розовую, как она была! Вчера был солнечный вечер, яркий закат со стороны Триумфальных ворот золотил Садовую снизу и рассыпался в умирающих останках заревом».
К 19 апреля уже были разобраны верхние 6 метров башни. Закончена также разборка главной гранитной лестницы.
28 апреля закончился разбор призмы (верхней части) Сухаревой башни. Приступили к сносу основного здания.
К 24 мая план работ по сносу выполнен более чем на 80 %.
Один из белокаменных наличников сдвоенного окна третьего яруса Сухаревой башни был сохранен и перенесен в Донской монастырь, где можно видеть его и поныне. Часы, снятые с Сухаревой башни, можно видеть в башне Передних ворот музея-заповедника «Коломенское».
В ходе сталинской перестройки Москвы было разрушено и утрачено множество памятников архитектуры и зодчества.
Опыт Э. Генделя по переносу зданий целиком с отрывом от фундамента оказался удивительно успешным, с 1935 по 1958-й была осуществлена передвижка многих многоэтажных домов в Москве (в том числе 26 зданий на ул. Горького, бывшей Тверской). Многие из передвижек осуществлялись без отселения жильцов.
Канал, соединивший Москва-реку с Волгой (ныне Канал имени Москвы), был сооружен и восполнил острую нехватку воды в столице. На строительных работах использовался труд заключенных ГУЛАГа, работавших в тяжелейших условиях. Для строительства канала было специально создано лагерное объединение Дмитровлаг.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
