Бедная Сьюзен, не такая сообразительная, как ее сестры, в конце концов оказалась вынуждена делить кров с Вандой, так что, естественно, она предпочла умереть молодой. Теперь, с годами, мы, оставшиеся в живых, прячемся за нуждающихся в нас любимых людей (за Кранмера, за Себастьяна), чтобы не жить с нашими детьми.
— Ты что же, хочешь мне сказать, что Мартин и нянька обвенчались в церкви по католическому обряду, а потом как ни в чем не бывало вернулись домой и все у них пойдет по-прежнему? — Сначала я пришла в ярость, теперь отказываюсь верить. Думаю, это шаг на пути к разрыву, хотя и весьма эксцентричный.
— Мартин, я знаю, хочет, чтобы Агнешка изменила имя и стала Агнес, и она это сейчас обдумывает.
— Она по-прежнему называет его “мистер Мартин”?
— Думаю, да.
— Полный кретинизм. Но Хетти как была, так и осталась просто Хетти?
— Да. Слава богу. Им нужно было только свидетельство о браке, никакого брака тут вообще нет. Агнешка посылает эту бумажку в Министерство внутренних дел, босс Мартина помогает протолкнуть ее поскорее, и готово — Агнес Аркрайт становится гражданкой Соединенного Королевства.
— Не верю, что они так поступили. С их-то высокой нравственностью! — говорю я.
— Они — новое поколение молодых, — говорит Серена. — У них свои представления о нравственности.
Мне хочется знать о свадьбе подробнее, я расспрашиваю Серену. И успокаиваюсь. Я понимаю, что, по мнению Хетти, она совершила хороший, благородный поступок. Но всегда грустно, что на свадьбе обошлись без тебя, Хетти должна была бы меня пригласить — и как бабушку, и как человека, который ее вырастил, — хотя бы для того, чтобы я отказалась.
Когда я выходила замуж за Себастьяна, я ничего не сказала Ванде, было лишь двое свидетелей. Хетти сдавала экзамены и прийти не могла. Я нарочно так все рассчитала, чтобы избавить ее от неловкости, — кому интересна бабушкина свадьба? Может быть, Хетти просто поступает сейчас со мной так, как в свое время поступила с ней я?
Ванда не пошла на свадьбу Серены с Кранмером, сославшись на свой преклонный возраст. Венчались они через полмесяца после похорон Джорджа, наверное, потому Ванда и отказалась, такая поспешность была просто неприлична. На похороны Джорджа Ванда тоже не ходила, сказала, что возраст освобождает ее от обязательств по отношению к членам семьи. Еще когда Джордж был жив, она убеждала Серену, что хватит ей рыдать из-за его предательства, какая радость ухаживать за старым немощным мужем. Теперь она свободна от своего долга перед ним, пусть теперь его нянчит Сандра.
Джордж умер как раз в то время, когда суд принял условно-окончательное решение об их с Сереной разводе, но срок его вступления в силу еще не подошел, так что никто толком не знал, каков у кого гражданский статус.
Не удивляюсь, что институт брака вызывает у Хетти так мало уважения. Но почему, почему она не поговорила со мной, я бы ее остерегла, уговорила не втягивать бедного Мартина в такую путаницу практических обязательств и юридической ответственности.
Серена решила не отменять свою свадьбу с Кранмером: она выйдет за него и не даст детям возможности дождаться, чтобы она опомнилась и поняла, какое это безумие выходить замуж за человека на двадцать лет моложе себя и к тому же анархо-консерватора. Дети Серены, как и мои, все, по выражению Кранмера, “смотрят налево”. Что им уют родного очага, они с младых ногтей бегают на демонстрации и борются за права угнетенных. Серена решила, что нечего ее детям лелеять пустую надежду, пусть лучше сразу узнают, что она задумала: она не желает до конца дней влачить жалкое существование, на которое обрек ее Джордж, она снова выйдет замуж. Но, конечно, она тогда была не в себе от горя и обиды, и чем более бредовой была пришедшая в голову идея, тем разумней она ей казалась. Серена вполне могла немного подождать, любой психотерапевт ей бы это посоветовал.
Кто-то из детей пришел на свадьбу, кто-то нет, и винить их она не могла. И уж коли на то пошло, сама Серена не была ведь на похоронах Джорджа, чем поразила всех своих друзей и родных. Вдовы на похороны ходят, а бывшие жены? Не ходят, если у них есть хоть капля здравого смысла. А Серена не знала, кто она — жена, бывшая жена или вдова. Зато знала, что Сандра, на чьих глазах умер ее муж — или бывший муж, — намерена прийти.
Я пошла. Спросила у нее позволения, и она сказала, что я могу пойти вместо нее и выразить на людях ее горе. Я очень хорошо относилась к Джорджу. К концу жизни он стал чудаковат, но было ли это заложено в его генах или проявилось как следствие брызг маслянисто-голубых органофосфатов — того самого поражающего нервную систему яда, который применяли нацисты, — мы никогда не узнаем.
Сандра явилась на похороны в оранжевом платье и в веселенькой желтой аскотской шляпке[13]. Она буквально изнемогала от рассчитанного на публику горя. С ней был кортеж подруг, все в слезах, все в шляпках, все рыдали в голос. Я не подошла к ней; мало кто с нашей стороны подошел.
Психоаналитик-антропософка не появилась; наверное, слишком остро чувствовала свою вину и боялась: ей нужны были деньги Джорджа и совсем не нужна его смерть. На следующий день после похорон она пришла в Гроувуд и попросила отдать ей письма, которые она, помнится, писала Джорджу, но дети отказались их искать и уж тем более возвращать.
Джордж и в самом деле приложил усилия, чтобы приблизить собственную смерть: зачем он доверился столь откровенной шарлатанке? Бедняга Джордж… Мне с Себастьяном повезло. Ему удалось прожить больше семидесяти лет и не получить размягчения мозгов, не впасть в депрессию, не отравиться брызгами губительной для нервной системы жидкости, не измениться до неузнаваемости в смысле характера и не доверить свою судьбу свихнувшимся астрологам. А ведь мог начать бегать за маленькими девочками, как это случается с иными, перестать застегивать ширинку, ронять изо рта еду, шамкать вставными челюстями, ссориться с соседями, проклинать врагов, грозить кулаком небу на манер короля Лира — словом, делать все то, что свойственно мужчинам в старости, тут Ванда совершенно права.
Зато, увы, он решил, что к цели надо идти кратчайшим путем, вот почему он сейчас не со мной, а в тюрьме “Бейлмер”.
Что касается Джорджевой любовницы Сандры, то она в конечном итоге устроила свою жизнь вполне благополучно, так что у нас нет необходимости печалиться о ее судьбе. Через полтора месяца после похорон она скорбно подошла к дому одной из своих замужних подруг и, увидев в окно мирную сцену семейной жизни, тихо залилась слезами. Они отворили ей дверь.
— Сандра, почему ты плачешь?
— Плачу, потому что Джордж умер, и я так вам завидую, — сказала она. — Я всегда буду смотреть на чужое счастье со стороны, своего мне никогда не дождаться.
Ее пригласили в дом и сказали, пусть она у них поживет, пока у нее не станет легче на душе. Через полтора месяца она сбежала с мужем: случайно он оказался миллионером. И теперь, насколько я знаю, она живет счастливо.
