Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
На эту тему есть израильский опыт. Натурально, Израиль страна маленькая, а Россия большая и может на мировое сообщество более или менее счастливо плевать. В Израиле армия – помесь стройотряда с командой «Дельта», снабжение у нее лучше, дисциплина крепче, и солдат срочной службы по выходным отпускают домой на побывку. Про наши вооруженные силы, невзирая на их непрерывное многолетнее реформирование, умолчим. Но суть не в этом, а в том, что чем больше независимости было у палестинских соседей Израиля, тем больше гибло мирных жителей от рук террористов. Теперь это уже аксиома. Как выяснилось, есть люди, которые способны построить государство, и люди, которые могут требовать независимости, воевать за нее, проливая свою и чужую кровь, – и ничего более. Обнаружив, что никакого государства они построить не могут, поскольку строить что бы то ни было органически неспособны, они будут продолжать делать то, что умеют делать хорошо: воевать. Причем по преимуществу выбирая время и место так, чтобы нанести максимальный урон мирному населению, так как, воюя против армии, можно погибнуть, что не укладывается в их планы. Это происходит в Палестине и происходило в Чечне.
Уход из Ливана не принес израильтянам мира на ливанской границе. Уход из Газы и с Западного берега реки Иордан вызвал взрыв террора в самом Израиле. Не видеть этого и не понимать, что уход хоть из Чечни, хоть с любой другой территории Северного Кавказа вызовет взрыв террора в самой России, – было бы даже не глупостью. Это ошибка, которая, как известно, хуже глупости. При всем возмущении по поводу происходившего и ныне происходящего в Чечне в частности и на Кавказе в целом множества людей, для которых теоретическая демократия и вполне справедливое возмущение страданиями гражданского населения в ходе военных действий выше строгой и нелицеприятной логики. Запад, особенно Европа, осуждает Израиль, требуя ухода с палестинских территорий любой ценой и не замечая палестинских террористов, которых называют борцами за свободу, оправдывая действия шахидов-самоубийц. Запад, особенно Европа, осуждает Россию, требуя независимости Чечни и соблюдения прав человека в условиях террористической войны любой ценой, в упор не замечая сепаратистов и террористов. Даже в разгар трагических событий в Москве и Беслане их называли «диссидентами» и «борцами за свободу». Европе простительно интересоваться лишь собственными проблемами, блокируясь с арабскими монархиями во имя обеспечения нефтью, и заигрывать с мусульманскими экстремистами, покупая себе спокойствие за чужой счет. В конце концов, будет или не будет Израиль или Россия на карте – не европейская проблема.
В нашей собственной стране первая чеченская война вызвала в обществе взрыв отвращения. Невозможно судить, была ли ситуация в дудаевской Чечне намного хуже, чем в прочих автономиях разваливавшейся империи, в одночасье бросившей своих граждан в Прибалтике и Закавказье, в Средней Азии и Казахстане на произвол местных правителей. Интеллигенция не верила власти в советские времена, пережила короткий болезненный прилив любви к ней в начале 90-х, жестоко разочаровалась, попала под обаяние Путина в начале 2000-х, вновь разочаровалась, робко полюбила Медведева, разлюбила его осенью 2011 года и верить перестала окончательно. Сколько ни говори о том, что воевать в Чечне начали за права русских, в идею о войне за нефтепроводы и для того, чтобы украсть, верилось как-то больше, а тень Березовского надо всем этим безобразием и вовсе ни в какие ворота не укладывалась и патриотизм гасила на корню. Первым сигналом для тех, кто хотел и мог понимать, что на самом деле происходит, стал Буденновск. Идея чеченской независимости с момента захвата роддома умерла. Все крики о том, что «несчастный» Басаев не имел другого выхода и от чистого отчаяния пошел на вынужденный шаг, гроша ломаного не стоят, являясь умствованиями от незнания жизни и террористической практики. Вторым сигналом стала Дубровка. Третьим и окончательным – Беслан. Рейд Бараева, в частности, означал, что война становится народной, как и всякая война в России, которую армия не может выиграть в одиночку, будь это в 1812 или 1941 году.
Никого в ходе войны с Наполеоном не волновало, что в крепостную Россию с ее элитой, которая была ничуть не лучше нынешней, вторглась армия величайшего полководца тогдашнего мира. Это был враг, его нужно было разбить, и его разбили. Никого не волновало, что сталинский СССР – одну из самых страшных диктатур, которые знала история, пытается захватить цивилизованная Германия, опирающаяся на прогрессивную Европу. Это был враг, и его нужно было разбить любой ценой. Именно поэтому декабристы сначала вошли в Париж, а потом уже вышли на Сенатскую площадь, и идей о внедрении свобод при поддержке французской армии не возникло даже у самых ярых противников самодержавия. Поэтому недорасстрелянные и недососланные «кремлевским горцем» в ГУЛАГ интеллигенты сначала ушли в ополчение, а потом, вытащив Родину из пропасти военного поражения, попытались вытащить ее из той, в которую она попала в ходе построения социализма в отдельно взятой стране в условиях враждебного окружения.
Политики, готовые продолжать теоретизировать по поводу ухода или неухода из отдельно взятой Чечни или всего региона под лозунгом «хватит кормить Кавказ», могут продолжать это делать сколько угодно: говорить не возбраняется. Хотя о чеченцах и жителях других автономий Северного Кавказа – не об их политических или военных лидерах, а о населении этих республик, – они заботятся в предпоследнюю очередь. Поскольку в самую последнюю они заботятся о русских. Еще одна израильская параллель: «Пусть арабы сами разбираются в своих делах». Итог – тысячи убитых палестинцами палестинцев. Десятки тысяч беженцев и эмигрантов, вынужденных оставить свои дома, – самых образованных и состоятельных, неспособных выжить под этнически родственной диктатурой, в отличие от внешней «оккупации». Обезлюдевший юг Ливана, жители которого перебрались в Европу или Израиль, когда на смену израильской армии пришли исламские террористы. Если это не пример итогов политики отступления и сокращения границ, что еще может служить уроком? Косово? Таджикистан? Афганистан? Нет спору, военная администрация, контртеррористические операции и местная клептократия – это плохо. Но режим террористической анархии стократ хуже.
События на Дубровке обозначили простую истину: в чеченской войне возник Первый Московский фронт. Беслан родил Первый Кавказский. Это не гипербола, но всего лишь констатация фактов. В войне с терроризмом нет фронта и тыла. Этим она отличается от прочих войн, к которым население привыкло. Россия до «Норд-Оста» и Беслана не осознавала, что является воюющей страной, причем каждый ее город – если не фронт, то может стать фронтом. Войну с терроризмом можно только выиграть вместе с государством или проиграть, вместе с ним окончив и свое существование. Будущего в государстве победившего терроризма не существует ни у кого. Это наглядно доказали и продолжают доказывать Афганистан, Ирак и Сомали. В сухом остатке это означает, что террористы должны быть уничтожены. В Чечне, Грузии, Папуа – Новой Гвинее или Катаре, как был уничтожен Яндарбиев. Если это ущемляет государственный суверенитет соседей по планете, они могут озаботиться ликвидацией террористов сами. Если нет – пусть не мешают спасать тех, кого в противном случае террористы убьют. При этом не надо называть борцами за свободу и национальную независимость тех, кто берет в заложники мирное население. Партизаны воюют против армии. Если они воюют против женщин и детей – национальная независимость, за которую они, по их словам, борются, кончилась. Если для западных или отечественных политиков и СМИ это не так – это проблема. Но проблема этих политиков и СМИ, а не родных и близких захватываемых бандитами заложников.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87
