Соображать было мучительно трудно. По мозгам точно скакал табун диких мустангов. Кажется, он выпил три бутылки те килы.
Он играл на бильярде и выигрывал… а потом начал проигрывать.
Но лучше всего Уэс помнил Салли. Она подошла к нему, как только он появился в бильярдной. У нее была длинная русая коса и классная фигурка. Тугие джинсы облегали изгиб бедер, врезаясь в ложбинку между ягодиц. Ему это понравилось. А еще больше ему понравились ее большие груди. Как округлились ее карие глаза, когда он достал из кармана солидную пачку денег!
Где-то между первой и второй бутылкой текилы они с Салли пошли к ее пикапу и трахнулись в открытом кузове — без одеяла, без простыней, на виду у случайных прохожих. Но им было все равно. Салли хотела даже больше, чем он. При одной мысли о ней он опять почувствовал желание.
Салли осталась с ним на всю ночь. Помнится, она сказала, что хочет купить себе новое платье, и он дал ей денег. Но сколько именно, не помнил. Еще он говорил ей, что положил кругленькую сумму в банк Сан-Антонио.
— О черт! — простонал Уэс.
В голове постепенно прояснялось, и всплывали новые подробности разговора с Салли.
— В какой банк, Уэс? — сладко спросила она, сидя голая на коленях. Луна освещала ее груди.
— В «Стэйт банк», у реки Уолк.
— Я знаю его.
— Правда? — сказал он, обхватив рукой мягкую пышную грудь. Ему нравились ее большие розовые соски и то, как они мгновенно твердели от его прикосновений.
— Я выросла в Сан-Антонио.
— Я был там несколько раз. Местечко как будто ничего, спокойное.
— Да, спокойное. — Она впихнула свою грудь ему в рот. — Мы можем поехать туда вместе, Уэс. У меня есть друг, он снимет для нас домик в западной части города. Мы здорово проведем время, Уэс! — Она взяла другую его руку и положила на свою левую грудь.
Уэс не помнил себя от блаженства.
— Да, поедем туда утром. На твоем грузовике.
— Конечно, милый. Как скажешь.
Уэс потряс головой. Интересно, уехали они в Сан-Антонио или он все еще в Кервилле? И вообще, что с ним случилось?
Он хотел подняться, но колени подкосились, и он снова уселся на койку. Три бутылки текилы — это точно!
В камеру вошел охранник.
— Проснулась наша спящая красавица, — проворчал он презрительно.
Уэс нахмурился. Даже это движение причиняло боль.
Охранник открыл дверь камеры.
— Пошли!
— Куда?
— Пришел твой адвокат.
— У меня нет адвоката.
— Теперь есть.
Уэс поплелся вслед за высоким крупным охранником в глухую комнату для свиданий. За столом сидел молодой мужчина, хорошо одетый и ухоженный, с профессиональным маникюром и стрижкой стоимостью не меньше тридцати баксов.
— Вы не судебный адвокат.
— Нет.
— Кто вас послал?
— Мистер Котрелл решил, что…
Впервые за весь день Уэс улыбнулся:
— Вас послал мистер Котрелл? Это хорошо. Можно считать, что я уже на свободе.
* * *
На другой день сержант Майлер позвонил Морин и сообщил ей, что Уэса отпустили.
— Отпустили? Как? Почему?
— За него внесли залог, и он был выпущен до суда.
— Но он же преступник! Он меня обокрал!
— Это его первое правонарушение. Суд примет это во внимание.
— Вы говорите так, как будто ничего не случилось и он совершенно безвреден.
— Я понимаю, мисс Макдональд, — сказал сержант.
И опять Морин услышала тот же снисходительный тон, который слышала много раз с тех пор, как приехала в Техас.
Почему в Нью-Йорке никто не говорил с ней в таком тоне?
Или говорили, только не так громко?
— Ничего вы не понимаете! Он ковбой. Через час его уже не будет в городе. С какой стати ему торчать здесь и дожидаться суда?
— Вы не правы, мисс Макдональд. Он должен остаться в городе. Таков закон.
— Вы что, считаете меня идиоткой? — Она швырнула трубку на рычаг. — О Боже! И зачем я только в это ввязалась?
Зачем я вообще сюда приехала?
«Уэса кто-то опекает — чтобы это понять, не нужно заканчивать Гарвардский университет, — думала Морин, возвращаясь к себе в кабинет. — Но кто? И почему?»
Может быть, у него есть дружки в полиции? Может быть, этот сержант старый приятель Уэса? Техасские мужчины, как она успела заметить, стоят друг за друга горой. Чем больше Морин размышляла, тем яснее становилась ситуация.
Уэс украл у нее немалые деньги. Он не мог все их прожрать на бильярде. Такое возможно только в Лас-Вегасе. Часть он наверняка отложил. А за хорошую сумму можно подкупить и сержанта, и кого угодно, да и адвокатов нанять самых лучших.
Уэс не дурак. Морин уже не сомневалась в том, что он не придет на суд в Кервилле.
* * *
Уэс Рейнольдс сунул в спортивную сумку последнюю пару джинсов и старые рабочие рубашки, потом оглядел номер мотеля: не забыл ли чего? Он приподнял с кровати дешевое тонкое покрывало и увидел пару носков, в которых спал ночью. У него всегда мерзли ноги — что-то там с кровообращением. Уэс положил носки в сумку.
От шальных денег осталось около тысячи долларов. Этого им с Салли хватит, чтобы с шиком доехать до Сан-Антонио. Они снимут домик и много месяцев будут наслаждаться жизнью. Потом можно смотаться в Мексику — там этих денег хватит на несколько лет. Они буду! жить на берегу океана, пить куэрво и заниматься любовью. Рай, да и только!
В дверь постучали.
Это Салли! Она сказала ему по телефону, что ей надо только заправить грузовик и собрать очень маленький чемоданчик (в Сан-Антонио она купит себе новую одежду).
— Ты как раз вовремя, дорогая, — усмехнулся Уэс, открывая дверь.
Стоявший на пороге мужчина был одет в дорогой костюм фирмы «Брук бразерс». Его темно-каштановые волосы были зачесаны на правую сторону, а лицо невыражало никаких эмоций. Уэс подумал, что он похож на робота.
Наверное, ошибся номером. Да нет, он вообще ошибся мотелем, этот франт! Уэс открыл было рот, чтобы сказать ему об этом, но незнакомец вдруг неизвестно откуда достал «магнум» с глушителем, нацелил его в лоб Уэсу и нажал на курок.
Уэс услышал тихое «чпок».
Он свалился на пол. Глаза его были широко открыты. Во лбу зияла дырка от пули, но крови было мало.
Мужчина плотно закрыл дверь и спокойно вернулся к синему «форду», за рулем которого сидел его напарник. Оба «зама» в полном молчании отъехали от мотеля. Они не заметили Салли, которая подрулила сзади и заняла их парковочное место. Они слышали только, что у кого-то в машине слишком громко включен радиоприемник. «Замы» не любили громкую музыку.