— Скоро, — неизменно отвечал он.
Но они больше не виделись — с того самого ужина как бы странно это ни показалось.
— Вот бы снова поужинать вместе, — говорила она.
— Скоро, — следовало в ответ.
А время плело ткань ее лихорадочного ожидания. Он был глух к мольбам, решив оставить ее при себе, но не желая спешить.
— Много работы. Нет времени, — отнекивался он.
— Всегда одно и то же!
— Зато это правда.
Из них двоих он был самым благоразумным: думал о ребенке, которого она ждала, о ее муже, о своей заново обретенной дочери, словом, он слишком много думал, чтобы пуститься во все тяжкие. Она перестала понимать что-либо.
— Никто ни о чем не узнает.
— Я знаю.
У него все было хорошо: былая горечь ушла из его жизни. И дня не проходило, чтобы он не обнял дочку, жена снова расцвела и была влюблена в него. Ничто не омрачало и его деловую жизнь: он был вознагражден за свою изобретательность, обходительность и ум. Умеющий завязывать нужные связи, он много зарабатывал и занимался своим делом. К концу рабочего дня он обычно звонил околдованной им женщине и выслушивал ее невеселый смех.
— Почему вы никогда не соглашаетесь встретиться со мной? Вы меня боитесь?
Ей казалось, что она напугала его, приоткрыв ему силу своей страсти.
— Ну, чем вы можете меня напугать?
Тут она переставала что-нибудь понимать. Да и было ли что понимать? Любовник тянул, длил ухаживания, прислушивался к своему чувству…
— Но почему в вас такая перемена? — спросила она наконец.
— Да нет же.
— Вы сами знаете, что это так.
Он никогда ни в чем не признавался.
— Мы скоро увидимся, — говорил он ей со спокойной уверенностью, так, словно уже множество раз не обещал ей этого.
— Вы мне это твердите изо дня в день, а воз и ныне там. У нее появилась навязчивая идея: свидеться с ним.
Эта идея порхала вокруг нее, заставляя ее снова и снова прокручивать фильм об их ужине.
* * *
А что же ее муж? Неужто ничего не замечал? Глаза его жены… Порой эти глаза становились незрячими. Он украдкой наблюдал за ней. Ее голубые глаза заменяли ему и море, и лазурный небосвод. Его жена была такой мечтательной! Так он думал о ней. А она и впрямь пребывала в мечтах, вся уходила в них, так что рядом с ним оставалось лишь ее тело. Ей слышался вновь и вновь некий голос.
— Ты уже легла? — спрашивал муж.
Она загоралась от одних лишь мыслей. И тогда ей годился любой мужчина.
— Иди ко мне, — звала она мужа.
Он подходил к постели и нежно склонялся над ней. Она принимала его ласки, втайне лаская другого, в странном переплетении реального удовольствия и призрачного чувства. Плоть непроницаема.
— Я все думаю, на кого он будет похож, — говорил Марк, имея в виду их будущего ребенка и гладя ее живот. — Красавица моя!
— Толстуха! — отвечала она.
Он не соглашался. Они проходили путь привычной близости, известный им одним: со своими словечками, своим ритуалом, чья магия может в любую минуту рассеяться как дым.
— Ты такая нежная, — твердил Марк, а она думала о том, что и другой сказал бы ей то же самое, что, возможно, все говорят одно и то же.
4Влюбленный человек бережет себя, посвящает себя себе: Полина забросила друзей. Два или три раза звонила Сара, Полина не перезвонила ей. Она знала, что Сара хочет женить на себя Тома, которому это не нужно. И хотя любовные муки сближают, Полина предпочитала переживать в одиночестве. К тому же не хотела надолго занимать телефон в ожидании звонка. Сара поведала ей о своей печальной судьбе любовницы:
— Представь себе — ночь провожу у него, все по полной программе, засыпаем на рассвете, от усталости меня качает, на работу иду не заходя домой. А там все шепчутся за моей спиной: «Она не ночевала дома…» — потому что я одета, как накануне. А тут одна редакторша предложила мне пообедать вместе. Догадайся, что было дальше? Рассказ о любовных похождениях Тома. Я просто наложила в штаны, клянусь тебе. Была вся как выжатым лимон. — Полина не знала, что ответить, но Саре этого и не требовалось. — Кажется, Жиль и Бланш уже не разводятся. Я так обрадовалась, узнав об этом.
— Ты знаешь Бланш Андре? — удивилась Полина.
— Скорее ее мужа! — ответила Сара.
— Вот как!
— Он знаком со всеми преуспевающими людьми в нашем городе!
Полина прикусила язык. Меньше всего ей хотелось слышать о нем из чужих уст. Ни у кого не было права говорить с ней об этом человеке. И хотя о нем говорили не так, как о других, все равно она не хотела ничего знать.
— А вот у Макса с Евой плохи дела!
— Я так и думала. Они без конца ссорились, и даже на людях.
Из разговоров с Сарой Полина узнавала о жизни знакомых.
— Мелюзину поместили в лечебницу, Анри каждый день ужинает в клубе. Можешь пойти взглянуть на него! Выпивает по графинчику красного! Уже пристрастился. Меня это бесит.
Полине было нечего сказать, она едва знала Мелюзину.
Сара продолжала:
— Луизе в пятый раз сделали искусственное оплодотворение, и снова неудача. Она превратилась в тень, а Гийому все нипочем.
— Откуда тебе знать, ты же не живешь с ними. Может, он очень внимателен к ней.
— Марк не вернулся? — спрашивала Сара после часового разговора.
— Который час? — пугалась Полина, глядя на будильник. — Скоро придет. — И они вешали трубки.
Было девять вечера. Полина так долго болтала, потому что знала: в это время Жиль не звонит, так как уже дома.
«Как они проводят вечер?» — задумывалась она о Жиле и Бланш, а потом гнала представавшие ее воображению картины.
Возвращался в работы Марк, обнимал ее — Теодор спит? — И шел взглянуть на сына. Потом они рассказывали друг другу, как прошел день.
Не во всех семьях вечер проходил так гладко.
— Почему ты говоришь, что вернешься в восемь, а возвращаешься в десять двадцать? — такими словами Ева встречала Макса.
— Откуда мне знать, что еще будут посетители, им ведь нужно уделить время. Да и дорога забита.
— Я сыта по горло, — вздыхает она. — Все сама да сама, тебя никогда нет, то собрания, то обеды. У меня же, представь себе, не хватает времени даже пообедать.
Он ждал, когда она закончит список его прегрешений, который он изучил наизусть. При этом она прищуривала глаза.
— Вот и хорошо, я тоже сыт по горло.
