– Золотой наперсток – это очень престижная премия, – уточнила Алиса.
– Вот именно! – Виталик одарил ее полным обожания взглядом. – И он у меня есть!
– А что у тебя еще есть, кроме золотого наперстка и переписки с Лагерфельдом? – спросил Клим.
– Ему этого мало! – фыркнула Алиса.
– Я гениальный, очень работоспособный, и у меня море идей. – Виталик больше не улыбался, смотрел твердо и прямо.
– И ты спас мне жизнь, – подытожил Клим.
– И я спас твою жизнь. – Виталик кивнул.
– Завтра, – Клим загасил сигарету, – я жду тебя в своем офисе. Ровно в десять, не опаздывай.
– Это что-то значит? – осторожно поинтересовался мальчишка.
– Да, это значит, что ближайшие несколько лет тебе придется работать как каторжному.
– Господи Иисусе! – Виталик сначала побледнел, а потом разом залился алой краской. – Алиса, дорогая, этот человек только притворяется злым и бессердечным, а на самом деле он – святой!
Алиса скептически хмыкнула. Ну конечно, чего же еще ожидать от этой циничной бестии?!
– Да, Алиса, не спорь! – Виталик чмокнул ее в щеку, наверное, от переизбытка чувств, но Клима перекосило. Пришлось спешно допивать коньяк, чтобы эти двое не заметили, в каком он состоянии. А она все равно заметила, метнула в него острый, как стилет, взгляд и улыбнулась Виталику. Черт, еще, чего доброго, решит, что ему есть дело, с кем она целуется…
– И вот еще что, – сказал он жестко, – с твоим дурацким псевдонимом надо что-то делать.
Виталик энергично закивал:
– Это мой предыдущий спонсор так извратился. Лично мне больше нравится Джорджио Армани.
Повисшую паузу нарушил смех Алисы. Она смеялась так звонко и заразительно, что Клим помимо воли тоже улыбнулся, спросил:
– А как тебя кличут по паспорту, Джорджио?
– По паспорту я Виталий Топильский.
– Ну и оставайся Виталием Топильским! На кой хрен эти выверты с иностранными псевдонимами?
Клим сам не заметил, когда атмосфера из напряженно-деловой трансформировалась в непринужденно-доверительную, когда к их столику подсел сначала Жертва, а потом и загадочная Люка. Оказалось, что Жертва – интересный собеседник, а Люка – «мировой парень». И даже Макс при ближайшем рассмотрении оказался вполне добродушным мужиком. А еще оказалось, что его внимание к Люке нервирует госпожу Волкову. Во всяком случае, она была единственной, кто в их тесном кружке чувствовал себя не слишком комфортно.
Расходились далеко за полночь. Клим, к этому времени уже изрядно пьяный, рискнул-таки доверить свою бесценную жизнь, а заодно и автомобиль, Люке. Алиса уехала на такси, как всегда, не прощаясь. Виталик остался с Жертвой и Максом – ждать Люку.
Климу снова снился кошмар. Летучая мышь-переросток уселась на край его кровати, неодобрительно покачала головой, сказала все тем же смутно знакомым голосом:
– Глупый, смотришь и не видишь!
– Чего не вижу? – Конечно, не стоило вступать в дебаты с собственным кошмаром, но уж больно интересно…
– Ничего не видишь! Не о той думаешь, не той доверился. – Летучая мышь тяжело вздохнула, совсем по-человечески, пожаловалась: – Тяжело мне с вами, неразумными.
– А кому сейчас легко? – Он уже не удивлялся происходящему, да и ночная гостья больше не вызывала прежнего отвращения, только жалость и желание понять, чего она хочет.
– У нее голова болит.
– У кого?
– У нее. – Летучая мышь нервно дернула перепончатым крылом. – А у меня ничего не болит, только курить очень хочется.
– Бери. – Клим протянул ей пачку сигарет.
Летучая мышь оскалила зубастую пасть в улыбке, сказала печально:
– Хороший ты мужик, Клим Панкратов, только дурак!
Обидеться на «дурака» он не успел – сон закончился. Клим открыл глаза, потянулся за сигаретами. Сигарет на тумбочке не оказалось, а он точно помнил, что вечером они там были. Мистика и чертовщина…
Нет никакой чертовщины – одернул он себя, – просто вчера кто-то слишком много выпил, вот и мерещится сейчас черт-те что! И мало того, что мерещится, так еще и сигареты тырит, и «дураком» ни за что, ни про что обзывает…
К офису Клим подъехал в дурном расположении духа, всю дорогу от дома до работы разгадывал ночную шараду. На что он смотрит? Чего не видит? У кого болит голова?
Бред! Бред сивой кобылы! Нет, бред летучей мыши. А он, рационалист и прагматик, пытается в этом бреде разобраться. Может, все-таки сходить к психоаналитику?
Виталик ждал его перед офисом, нетерпеливо пританцовывал рядом с легкомысленно-желтым «Пежо». Клим посмотрел на часы – без двадцати восемь.
– Что так рано? – спросил хмуро, – на девять, вроде бы, договаривались.
– Кто рано встает, тому бог подает, – сообщил Виталик.
– Ну-ну, – хмыкнул Клим. – Только я не бог, и в восемь у меня селекторное совещание, так что зря ты так рано приперся.
– Так я подожду. – Виталик не смутился. – Можно, я с тобой пройду, а то у вас там такой охранник… – Он неодобрительно покачал головой. – Муха мимо него не пролетит.
– Это хорошо, что не пролетит. – Клим закрыл машину. – За то я ему деньги и плачу. Пойдем уж, раз пришел.
– Кофе будешь? – Клим вопросительно посмотрел на Виталика, рассевшегося в любимом кресле Виктора.
– У тебя ж селекторное?
– За пятнадцать минут успеем.
Все время, пока секретарша Нина Ивановна готовила кофе, Виталик трещал без умолку. У Клима даже голова разболелась от его болтовни. Наконец, Нина Ивановна закончила сервировать столик, вышла из кабинета. Виталик отхлебнул из крошечной чашечки, поморщился.
– Горький!
– Горький. – Клим кивнул, откинулся на спинку кресла.
– А я сладкий люблю.
– Ну, извиняйте! – Клим развел руками. – Заедай, вон, шоколадкой.
Виталик покосился на выложенный на серебряном подносе шоколад четырех сортов, спросил:
– А белого что, нету?
– Да ты, как я посмотрю, капризен без меры, – проворчал Клим, – и это при том, что договор мы с тобой еще не заключили. Может, и не стоит? А то сначала тебе белый шоколад подавай, потом белый роллс-ройс…
– Стоит. – Виталик сцепил руки на впалом животе, нахально улыбнулся.
– Это почему? – Настроение неуклонно улучшалось. Этот мальчишка действовал на него, как хорошая доза эндорфинов.
– Потому что я – курица, несущая золотые яйца.
Клим саркастически усмехнулся, но комментировать это самоуверенное заявление не стал, а Виталик вдруг резко сменил тему, спросил:
