Очень осторожно она высвободила свою руку из его.
– То, что произошло этой ночью, не имеет никакого отношения к моему решению, – солгала она. – Неприятно, конечно, но что поделаешь? Бессонная ночь, и всего лишь. Извини, Джеймс, но я устала. Надеюсь, ты понимаешь, что я хочу покинуть Лос-Роблес как можно скорее.
Лицо его исказилось от боли. Наконец-то поверил, подумала Элизабет. Но Джеймс, покачав головой, хрипло выдохнул:
– Нет! Ты этого не сделаешь! Ты не можешь уехать... не можешь! Я тебя не отпущу!
Ее глаза гневно сузились.
– Прошу извинить. – Элизабет, брезгливо подобрав юбки, прошла мимо и взбежала по ступенькам прежде, чем он успел ей помешать.
– Какая несправедливость! – бушевал Джеймс. – Я-то ведь не хочу развода! И не позволю тебе бросить меня!
– Позволишь, – глухо бросила Элизабет. – Ты не имеешь права удерживать меня здесь против моей воли!
А если ты не дашь мне развод, я все равно уйду!
Его пальцы железным кольцом стиснули ей запястье.
– Ты не покинешь меня, и ни о каком разводе больше не может быть и речи! Ты моя жена, будь я проклят! И останешься ею, даже если мне придется посадить тебя под замок!
Элизабет, выдернув руку, полоснула его таким гневным взглядом, что он попятился.
– Ты дашь мне развод, и я уеду! В конце концов, наш брак не более чем сделка, как ты помнишь, и теперь, когда мисс Вудсен благополучно воскресла из мертвых, не вижу причины, по которой я должна выполнять условия нашего соглашения. Я больше не намерена гнуть на вас спину, сэр, а если вам так уж хочется и дальше пользоваться моими услугами, что ж, вам придется мне платить! Но вначале вы дадите мне развод, причем на этот раз условия буду ставить я! А теперь прочь с дороги!
Элизабет взбежала по лестнице, а Мэгги тихонечко тронула взбешенного Джеймса за плечо:
– Пусти ее, Джим.
– Черта лысого я это сделаю! Элизабет Кэган, вернись, кому говорят?! – Отшвырнув Мэгги в сторону, он ринулся вслед за женой.
– Нет! – Мэгги устремилась за ним. – Будет только хуже, если ты станешь вести себя как гризли, который сел на пчелиный рой. Нет уж, лучше успокойся, дорогой, и дай Элизабет прийти в себя!
– Я не позволю ей уйти, Мэгги!
– Вот и хорошо. Но по крайней мере постарайся взять себя в руки и не натворить ничего такого, за что бы потом тебе самому было стыдно. Я сейчас принесу тебе выпить.
Джеймс между тем не отрывал взгляда от двери, за которой исчезла Элизабет.
– Не надо! Как ты вообще можешь думать о выпивке после вчерашнего?!
– Как видишь! – засмеялась она и ласково сжала его руку. – Послушай, для чего так себя изводить? В любом случае Элизабет не удастся прошмыгнуть незамечен – ной. Выйдя из дома, она двинется мимо тебя, так что успокойся, сядь и расскажи мне, что такого ты натворил нынче ночью.
Джеймс угрюмо потупился: он был противен самому себе. Однако, превозмогая стыд и муку, все же рассказал о том, как оскорбил Элизабет.
Мэгги слушала не перебивая.
– Понимаю, – вздохнула она, когда он закончил. – Ну что ж, откровенно говоря, нельзя винить Элизабет за то, что она решила уйти. Мне только невдомек, как она может до такой степени держать себя в руках! Да на ее месте я бы взяла отцовский винчестер и разнесла бы тебе череп, как гнилую тыкву!
– Да, но ты-то ведь не Элизабет!
– К счастью!
Джеймс как будто не слышал.
– Господи, Мэгги! Что мне делать?! Нельзя дать ей уйти?!
– Джим! – резко прикрикнула Мэгги. – Знаешь, я тебя люблю, но, несмотря на это, должна сказать: ты порой бываешь настоящим ослом! Неужели ты не слышал, что только что сказала тебе бедная девочка?
Джеймс насторожился.
– Она устала, Джим. Устала быть твоей женой, и у кого повернется язык осудить ее?! Что за неблагодарная должность, черт подери! Господи ты Боже мой, да ведь девчонка день-деньской гнет на тебя спину: готовит, стирает, убирает, пылинки с тебя сдувает, в то время как ты по вечерам развлекаешься со мной! Неплохо, верно? Так что не тебе ее осуждать! Да и не мне, по большому счету!
Джеймс вмиг помрачнел.
– Ну что ж, это поправимо, не так ли? Достаточно проводить ночи дома, и все уладится. Тем более что раньше я так и делал.
Мэгги расхохоталась и плеснула себе выпивки.
– Вот ты какой, Джим Кэган! А ведь я тебе сразу сказала, что так будет лучше! Это ведь ты, ты не дал мне уехать! Неужто забыл?
Он покачал головой.
– Господи, да ты настоящая ледышка!
– И слава Богу! – улыбнулась она. – Да-да, ты прав, мой дорогой! Я и есть ледышка. Я, а не твоя малышка. Может, ты попросту перепутал нас нынче ночью, потому и вел себя как последний идиот! Но я ведь никогда и не обманывала тебя, правда, Джим?
И все же не Мэгги сейчас занимала его мысли.
– Раньше все было по-другому, – упавшим голосом сказал он. – Было время, когда мы были счастливы. По-настоящему счастливы. У нас был Джонни. И мы праздновали Рождество. Бет всегда настаивала на этом. И все дни рождения. Однажды, мы всего только два месяца были женаты, она испекла такой торт...
– Ты влюблен в нее... Джеймс опешил:
– Что?!
– Ты любишь ее, Джим.
– Мэгги, я люблю тебя.
– Беда в том, – вздохнула Мэгги, – что она-то тебя не любит. Она ведь молода, Джим, почти на десять лет моложе тебя, и хотя красавицей ее не назовешь, но нужно быть слепым, чтобы не заметить, что в ней есть определенный шарм. Господи, да на свете полно мужчин, которые шкуру с себя сдерут ради женщины с такими глазами, как у твоей Бет! Не говоря уж о ее фигурке! Хотя надо признать, ее и не разглядишь под этими кошмарными тряпками!
– Перестань! – угрожающе прохрипел Джеймс.
– Она не любит тебя, Джим, – упрямо продолжала Мэгги, – и тебе придется с этим смириться. Она устала гнуть на тебя спину, разве ты не слышал? Хочешь, чтобы она осталась, – плати ей! Она молода и жаждет наслаждаться жизнью, а не довольствоваться теми крохами, что даешь ей ты.
– Прекрати, я сказал! – зарычал он, и кулаки его сжались. Но Мэгги все не унималась:
– Она не любит тебя! Ты ей не нужен! Ей нужна свобода, Джим. Неужели после всех этих лет рабства ты не можешь дать ей хотя бы этого?!
– Будь ты проклята, Мэгги! Все совсем не так! Она моя жена! Жена!
Она с презрением расхохоталась.
– Вернее, поденщица, ты это хочешь сказать? Вы заключили сделку, так? А теперь она хочет разорвать ее и получить свободу!
Он уже открыл было рот, чтобы возразить, но тут его остановил голос Элизабет:
