Она обернулась. Янко сбросил пальто и шляпу на кресло и протянул ей руку. Арлетт заколебалась:
— Кажется, я выпила и так слишком много шампанского. У меня кружилась голова во время последнего танца.
Рука Янко бессильно опустилась.
— Тогда сделай для меня кое-что другое, — произнес он так же спокойно. — Выброси свое греческое платье и украшения от Мариано. Сегодня вечером, сейчас же. Я хочу, чтобы мы начали этот новый год свободными от пут, связывающих нас с прошлым. Я куплю тебе другие платья и украшения от Мариано.
Арлетт напряглась. Она никогда раньше не замечала в Янко ревности. Никогда прежде она не видела его столь рассерженным. Ничто в этом доме не напоминало ему о покойной жене, и Янко ожидал от Арлетт такого же разрыва с прошлым. Она выдала себя, признавшись, что сохранила платье и драгоценности, когда он задал вопрос о выборе туалета.
Накидка бесшумно упала на ступеньки лестницы, когда Арлетт начала спускаться в зал. Она остановилась, повернувшись спиной к Янко. Янко последовал за женой и зажег свет в зале. Только после этого она заговорила:
— Мой брат однажды потребовал от меня того же. Я не сделала этого тогда, не сделаю и сейчас.
— Тогда отдай все это мне.
— Нет! — глаза Арлетт горели, она резко повернулась в его сторону. — Ты все уничтожишь!
— Могу поклясться, что не сделаю этого. Просто хочу убрать эти вещи из нашей жизни до того времени, когда они перестанут вызывать у тебя болезненные ассоциации.
— То, что ты предлагаешь, совершенно бессмысленно. Платье и драгоценности давно лежат в коробке, вдали от моих и твоих глаз, но ведь есть еще и Мишель живое и гораздо более яркое напоминание о прошлом. И он там, наверху, в своей кроватке!
Сильнейшее душевное напряжение отразилось на лице Янко, вена пульсировала у его виска.
— Он мой сын! Он стал моим с момента рождения. Я люблю этого ребенка, он не только твой, но и мой. Никогда больше не говори мне ничего подобного! — Янко глубоко вздохнул. — А теперь выпей со мной этот бокал!
Он мрачно извлек изо льда бутылку, откупорил и разлил шампанское в два бокала. Арлетт взяла один из его рук. Янко сделал всего один глоток и, прищурив глаза, пристально наблюдал за женой. Арлетт выпила свой бокал, словно это была вода, швырнула пустой бокал на пол и, ответив ему таким же пристальным и полным уязвленного самолюбия взглядом, выбежала из комнаты.
Она бросилась вверх по лестнице, схватив по пути накидку. Добежав до своей комнаты, закрыла за собой дверь и заперла ее на ключ, чего никогда раньше не делала. Арлетт расстелила постель и легла, в страхе, что сейчас услышит шаги, приближающиеся к двери ее спальни, и что затем Янко попытается открыть дверь.
Услышав звук шагов на лестнице, Арлетт вскочила и села в постели, тяжело дыша, но Янко прошел по коридору мимо ее двери.
Это был единственный раз, когда он не поцеловал ее на ночь, а она заперла дверь своей спальни. И хотя вскоре добрые отношения между ними возобновились, так, словно никогда и не прерывались, но после этой ссоры его вечерний поцелуй стал еще более сдержанным, чем прежде.
И все же Янко продолжал страстно желать ее. Арлетт понимала с первого дня пребывания в Венеции: он ждет только намека с ее стороны на готовность принять его как супруга в полном значении этого слова. Но Арлетт ужасала сама возможность подобных отношений. Арлетт слышала, что многие женщины после рождения ребенка на некоторое время утрачивают интерес к занятиям любовью. Но здесь все было совсем не так. Еще со времени пребывания в Ницце Арлетт остро ощущала мужскую привлекательность Янко, но… между ними все еще стоял Сергей.
Мишель заболел внезапно. Прописанные врачом лекарства не дали результата. Состояние Мишеля стало критическим, пришлось отвезти его в больницу. Арлетт и Янко, сменяя друг друга, днем и ночью дежурили у его кроватки. Кризис, казалось, длился бесконечно, прежде чем появились первые признаки улучшения. Однажды утром доктор радостно улыбнулся:
— Мишель — настоящий борец. Он все еще очень слаб, но температура понизилась, появились очевидные признаки улучшения.
Мишель быстро выздоравливал, но Арлетт продолжала больше находиться в больнице, чем дома. Янко также делил свое время между работой и больничной палатой. Но наконец, наступил долгожданный день, и супруги забрали ребенка домой.
Ариадна, очень переживавшая из-за болезни малыша, умоляла Арлетт позволить ей ухаживать за ним в первую ночь после возвращения из больницы.
— Вы так мало отдыхали все это время, синьора. Вам нужно поспать. Я присмотрю за Мишелем.
Арлетт согласилась, рано легла спать и думала, что мгновенно уснет, но, наоборот, спала очень мало, то и дело просыпаясь от внезапных приступов ужаса. В полночь Арлетт набросила халат и пошла в детскую. Ариадна сидела в кресле рядом с кроваткой. Убедившись, что Мишель спит спокойным сном, она на цыпочках ушла из комнаты.
Возвращаясь в спальню, она услышала звук приглушенных рыданий. Арлетт остановилась и прислушалась, звук повторился. Арлетт подошла к двери Янко, несколько мгновений внимательно вслушивалась и вошла в комнату.
Янко не заметил ее присутствия. Он одетым, сидел, закрыв лицо руками, сильные рыдания сотрясали его тело. Арлетт прошла дальше, он услышал шорох одежды и поднял измученное, полное отчаяния лицо.
— Ну, ну, все прошло, — она положила руку на его плечо. — Мишель снова здоров, и больше нет причин для беспокойства.
Янко ответил срывающимся от волнения голосом:
— Я знаю, но это последствия страшных дней в больнице. Мне вдруг стало невыносимо тяжело. Порой мне казалось, что я потеряю его так же, как потерял тебя.
Арлетт охватило чувство сострадания и даже нежности.
— Ты не потерял меня! И никогда не потеряешь! Мне было необходимо время, чтобы понять это. Должно быть, значительно больше времени, чем и ты, и я предполагали вначале. Я здесь, с тобой, и всегда буду рядом.
Янко застонал, казалось, что этот стон вырвался из самых глубин его души Он обнял жену за талию и по-мальчишески прижался к ней головой. Коснувшись его волос легким движением руки, Арлетт прошептала несколько ласковых и нежных слов. Произнесла его имя. Янко поднял голову, и она обняла его.
— Янко, — сказала Арлетт мягко, но настойчиво, — я хочу быть твоей.
Единственное, чего, как ей казалось, она хотела — успокоить его, отдавшись, наконец, но не рассчитывала ни на что для себя. Все сексуальные желания давно оставили ее; вначале их полностью подавили тяжелые душевные муки, а затем и материнские чувства. И в ней не было никакого стремления возвратить их.
Но когда рядом с ней в постели оказался Янко, обнаженный, сильный и по-мужски притягательный, она приняла его в свои объятия, сделав над собой некоторое усилие. Арлетт приготовилась подчиниться всему, чего бы он ни пожелал, но ничего подобного не потребовалось. Не было ни жадного утоления сексуального голода, ни грубых желаний истомленного долгим ожиданием мужчины, но только бесконечная нежность внимательных и осторожных прикосновений, и ее напряжение вскоре прошло. Слезы катились из-под закрытых век, все это время Арлетт думала о его нежности и своей неспособности хоть как-то ответить на эту нежность. И только теперь обнаружила всю глубину своего чувства, сложного и противоречивого, мучившего своей неоднозначностью. Чувства, которое она все это время скрывала не только от него, но и от себя.
