Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
– Старцу Симеону было предсказано Духом Святым, что не увидит он смерти, доколе не увидит Христа, – нараспев благовестил одетый в праздничную, голубую с золотом, рясу отец Амвросий. – Переводя по приказу царя египетского книгу пророка Исайи, усомнился Симеон в том, что Спаситель родится от Девы, да и хотел было заменить слово «дева» на «замужняя женщина», но тут явился благочестивому старцу ангел красы неземной и рек, мол, он, Симеон, собственными глазами увидит и Богородицу-Деву, и сына ее – Спасителя нашего Иисуса Христа! Тако было!
Осенив благоговейно внимающий люд крестным знамением, священник благостно улыбнулся и, спустившись с небес на землю, стал изъясняться попроще:
– А в народе-то молвят, дескать, Сретенье – на Сретенье зима с летом встречаются, солнышко на весну-красну поворачивает.
Выстояв молебен, казаки и русские девушки причастились и уж дальше принялись праздновать кто во что горазд. Хмельного не было, бражку не успели поставить, веселились так, на трезвую голову – пели песни, прогуливались по бережку, спали.
С подачи Насти и Авраамы девы завели хоровод, завлекая туда молодых казаков и самого атамана. Кружили, переглядывались, пели:
Здоров Богу, хозяин!
Хозяюшко, наш батюшка!
Ты спишь, ты лежишь, пробуждаешься.
Отхутай-ка окошечко,
Окошечко немножечко,
Что у тебя в доме загадано?
Покружились, попели – втянули в хоровод и нерусских девок, и Маюни, – стали в Дрему играть: выбирали одного, тот выходил в центр круга, на левое колено опускался, а все протяжно пели:
Сиди, Дрема, сиди, Дрема…
А потом ка-ак заорут:
– Выбирай!!!
Тогда Дрема вскакивал, хватал за руку понравившуюся, или понравившегося, или вообще того, кто на глаза попадет, – вытаскивал из хоровода, кружил, потом оставлял вместо себя – Дремою, и начиналось все по новой:
Сиди, Дрема, сиди, Дрема… Выбирай!!!
То-то весело было, особенно когда Михейко Ослоп невзначай завалился, упал. Потом поднялся на ноги, растопырил пальцы, заворчал, как медведь:
– А вот я счас и выберу, ага!
Сказал – и выбрал, вытащил из круга круглолицую ненэцкую деву, красавицу с темными косами, ресницами пушистыми, как соболиная шкурка, и сияющими, словно звезды, очами. Аючей, так звали деву, Маюни ее русской речи учил, и девушка уже многие слова понимала. А как на Михейку смотрела! Шепнула даже:
– Ты сильный! Багатыр Ми-хей!
Чтоб не сконфузиться, не покраснеть, Ослопушко в ладоши хлопнул да затянул погромче:
– Сиди, Дрема-а-а!
И, странное дело, все в хороводе вроде бы одинаковы, кого хошь выбирай… а вот для некоторых словно бы других никого и не было, только избранные: рыженькая Авраамка, понятно, кормщика Кольшу Огнева выбирала, а он ее; Настя, сверкая глазищами карими, атамана из круга вытаскивала и иногда – Маюни, тот вообще у всех ненэцких девок шел нарасхват! Даже немец Ганс Штраубе – и тот в хоровод влез, вытащил статную Катерину, прильнул к груди…
– Сиди, Дрема!
Осанистые Онисья и Владилена – с косами толстыми, светлыми, а на солнышке золотыми – тоже без кавалеров не остались, кто только их не выбирал! И смугленькую Аксинью не забывали, и веселую, с конопушками Федору. А вот подружки ее, своенравной красавицы Олены, в хороводе не видали: та по бережку, у стругов, прогуливалась. Не одна, со щекастым десятником Мокеевым Олисеем.
И еще одна девушка не веселилась, не пела – Устинья. Все никак не могла отойти от испытанного не так давно ужаса, а более того – от позора. Сидела, грустила одна, потом в рощицу березовую пошла – зачем, кто знает?
Олена ее издалека увидала, нахмурилась, ухажера своего за рукав потянула:
– А ну, к хороводу пойдем.
– Ты ж только что говорила, что плясать не хочешь.
– Не хочу. – Упрямо склонив голову, девушка прошептала властно: – Но к хороводу пойдем.
Десятник пожал плечами:
– Как скажешь.
Оба подошли к веселящимся казакам и девушкам, вступили в круг, кто-то из казаков тотчас же выбрал Олену в Дрему, а та – Настю. Шепнула, за руку взяв:
– Там Устинья в березняке. Одна. Кто бы приглядел…
Молча кивнув, Настена хотела было подойти к Ивану, но тут же передумала, вытащила из хоровода Маюни, про Устинью шепнула. Подросток со всей серьезностью тряхнул челкой, улучив момент, вышел из круга, побежал в рощицу… Да там едва не наткнулся на целующуюся парочку – бугаишку Михейку Ослопа и черноокую Аючей, красавицу из кочевого народа ненэй-ненэць.
Аючей, упав в траву, уже стащила с себя оленью рубаху, лежала голая, не замечая вокруг ничего, кроме Михея. Что-то шептала, обнимала, ласкала…
Здоровяк тоже приговаривал:
– Люба ты моя… люба…
Сладостно застонала Аючей. Невдалеке, на березе, шевельнулась ветка. Туда и побежал Маюни, стараясь не спугнуть парочку… Хотя вспугнешь их сейчас, как же! Токующих глухарей ведь можно голыми руками брать.
Отрок обнаружил Устинью на поваленном бурей стволе – девушка сидела, уткнув голову в колени, и плакала.
– Ус-нэ. – Присев рядом, Маюни осторожно погладил девчонку по голове. – Ус-нэ.
Устинья враз встрепенулась, глазищами синими зыркнула:
– Тебя еще тут не хватало! Зачем пришел?
– К тебе, – моргнул отрок. – Я не буду мешать, даже говорить ничего не буду. Просто посижу рядом тихонько, да-а. Можно?
– А если скажу нельзя – уйдешь?
– Уйду. Во-он за то дерево.
– Тьфу ты! – Дева забыла про слезы. – Никак от тебя не отделаться! Ты чего такой прилипчивый-то, а? Не Маюни, а липучка, репей.
– Чего в хоровод не пошла?
Сказав, отрок весьма запоздало спохватился, что ляпнул лишнее. Вскочив на ноги, Устинья бросила с гневом:
– Иди ты к черту!
Плюнула, выругалась – да пошла прочь. Правда, почти сразу же обернулась:
– Мы, православные девы, не такие, как ваши… грешницы. Эвон, разобрали уже казачин – ни стыда ни совести! Кто их потом замуж возьмет, таких…
– Возьмут, – несмело улыбнулся подросток. – Еще как возьмут!
– Это бесстыдниц-то?! Порченых?
– У нас и у ненэй-ненэць другие обычаи, да-а. – Маюни покачал головой. – Если у женщины много мужчин – это хорошая женщина. А если приходит гость, ему хозяин на ночь свою жену уступит!
– Тьфу ты! – снова заплевалась Устинья. – Пакость какая.
Отрок повел плечом:
– Просто народу мало – нужна свежая кровь. Иначе вымрут все, выродятся…
– И откуда ты про все это знаешь?
Девушка рассерженно прищурилась, однако не уходила, словно бы ее тут что-то удерживало. Любопытство? Или что-то еще?
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
