О Пазолини-литераторе говорят и пишут значительно меньше, чем о Пазолини-кинематографисте, хотя начинал он как поэт, издав в 1941 году (ему было тогда девятнадцать лет) сборник «Казарские стихотворения», написанный на диалекте провинции Фриули, где родилась его мать, и где сам он прожил долгие годы. В такой «поэтической» стране, как Италия, я не бы назвала поэзию П.П.П. эпохальным явлением; она, на мой взгляд, интересна прежде всего причудливым и опять-таки парадоксальным сочетанием лирической исповедальности и политизированности, реализма и экспрессионизма, стремления сказать новое слово в гражданской поэзии («Прах Грамши», 1957) и выплеснуть в поэтическую строку свою темную, неодолимую тягу к смерти («Религия моего времени», 1961. «Поэзия в форме розы», 1964). Позже он оканчивает филологический факультет Болонского университета. В 1949 году вместе с матерью переезжает в Рим, где продолжает писать статьи для коммунистической прессы и литературных журналов. За свою поэзию удостаивается ряда литературных премий. В 1952 году выпускает научное издание антологии «Диалектная поэзия XX века». Именно использование достаточно откровенного римского диалекта отличает его первый роман «Шпана».
Проза Пазалини не столь эклектична, как стихи. Может быть, произошло это благодаря тому, что основные прозаические опусы были созданы им на протяжении всего одного десятилетия (романы «Шпана», 1955 и «Жестокая жизнь», 1959, сборник рассказов «Голубоглазый Али», 1965, путевые заметки «Запах Индии», 1962). Дальше было кино, куда Пазолини пришел вначале от нехватки денег (работал учителем в лицее, жалования не хватало, стал подрабатывать сценариями, писал жаргонные диалоги для фильма Феллини «Ночи Кабирии»), но которое вскоре захватило его целиком, он почувствовал, что ему тесно в словесной оболочке, что он может полной мерой выразить себя лишь в универсальном, интернациональном языке образов, каким считал кино. «Я заключил, что оно выражает реальность не с помощью символов, — говорил он в одном из интервью, — а через саму реальность. Между мною и реальностью не существует никаких символических или условных фильтров, как это бывает в литературе».[8]
Правда, в 1972 году Пазолини начал работать над романом «Нефть» (опубликован посмертно в 1992 году), объявив, что это будет подведение итогов всего творчества в целом, однако рукопись, подготовленная издателями к публикации, представляет собой набор фрагментов, планов, сюжетных схем, отчасти не связанных между собой, отчасти не расшифрованных, которые, как оговаривался сам автор, едва ли можно назвать романом в полном смысле слова. Хотя по этим фрагментам была сделана театральная постановка и снят короткометражный фильм, они, не стали возвращением к прозе, а остались в русле сценарного творчества, ну, и, может быть, поэзии, эссеистки, личной переписки, которым П.П.П. никогда и не изменял.
Выход в свет едва ли не каждого нового творения Пазолини сопровождался скандалом. Обыватели, с которыми он всю жизнь воевал, воспринимали его яростный нонконформизм как нечто непристойное, эпатажное, порой даже человеконенавистническое. Нередко дело кончалось судебным разбирательством; не обошла эта участь и предлагаемый вниманию читателей роман, тираж которого сначала был арестован, а позднее удостоен самой престижной в Италии литературной премии «Стрега».
Пазолини был певцом люмпенов, считая, что именно в этом слое заложен самый мощный заряд социального протеста. Под этим знаком вышли в свет поэма «Прах Грамши», «Шпана» и его первый фильм «Аккаттоне». Впоследствии Пазолини испытал болезненное разочарование, убедившись, что люмпены, оставаясь нищими и голодными, не меньше обывателей привержены буржуазным ценностям. Кудрявый, Марчелло, Сырок и другие персонажи «Шпаны», бывшие для Пазолини ключом к пониманию современного мира, духовно обуржуазились раньше, чем материально. Это стало крахом христианско-коммунистической идеологии П.П.П. (или, как выразился он сам в стихотворении «В день моей смерти», «святость жернова смололи на слова») и, в конечном счете, привело к его физической смерти, поскольку из той же среды вышел и убийца поэта, семнадцатилетний Пино Пелози, убивший режиссера, а потом раздавивший его тело колесами его же собственной машины, прежде чем ту угнать.
Но даже при том, что в начале 50-х, когда писался роман, автор верил в этих ребят, он изобразил их безо всякой идеализации. Это жестокий мир, где ради забавы можно привязать к дереву и поджечь сверстника, из ярости — ударить ножом родную мать, а по «необходимости» — вытащить деньги из кармана лучшего друга.
И в литературе, и в жизни П.П.П. не раз вторгался в этот мир, сознавая, насколько опасно такое вторжение. Быть может, недаром среди множества толков, связанных с его гибелью, была версия о том, что в Остии, пригороде Рима, где обитают антигерои «Шпаны», великий режиссер выбрал натуру и сам поставил собственную смерть.
И. Заславская
