Философия негритюда как раз старается убрать поделившие мир черных барьеры между их культурами и возвратить ему общий язык и единство.
В «Pension de famille» у меня номер на втором этаже. Какой номер! Большой, весь каменный, вместо окон два отверстия, вместо двери — одно, зато размером с парадные ворота. Есть и широкая терраса, с которой отовсюду, куда ни глянь, видно море. Только море и море. Атлантика. Комнату продувает холодным бризом, и такое ощущение, что живешь на корабле. Остров неподвижен, и в каком-то смысле неподвижно и всегда спокойно море, зато постоянно меняются цвета — моря, неба, дня, ночи. Впрочем, всего: стен и крыш домов в соседней деревушке, парусов рыбацких лодок, песка на пляжах, пальм и манговых деревьев, крыльев постоянно кружащих здесь чаек и крачек. Человека, тонко чувствующего цвета и оттенки, это место поначалу захватывает и ошеломляет, но потом дурманит и тяготит.
Недалеко от того места, где стоит мой отель-пансионат, между большими прибрежными валунами и растительностью видны остатки известковых стен, разрушенных временем и солью. Эти стены и весь остров Горе пользуются самой дурной, криминальной славой. В течение двухсот лет, а может, и больше этот остров был тюрьмой, концлагерем и портом отправления африканских рабов на другое полушарие — в обе Америки и в страны Карибского бассейна. По разным подсчетам, из Горе отправлено до двадцати миллионов молодых мужчин и женщин. Для тех времен число невообразимое! Массовый отлов и высылка людей опустошили Африку.
Континент обезлюдел, зарос бушем и сорняками.
Непрерывно, в течение многих лет из центра Африки до того места, где сегодня стоит Дакар, гнали колонны людей, а оттуда их переправляли на лодках на остров. Часть из них гибли на месте от голода, жажды и болезней, пока они ожидали корабли, которые повезут их через Атлантику. Мертвых сразу выбрасывали в море, где они становились добычей для акул. Побережье вокруг Горе было акульей кормушкой. Хищники кружили вокруг острова целыми стаями. О бегстве нечего было и думать: рыбы поджидали смельчаков, сторожили их ничуть не меньше, чем белые тюремщики. Из тех, кого везли за океан, считают историки, не менее половины гибли в пути. От Горе до Нью-Йорка по морю шесть тысяч километров. Это расстояние и страшные условия путешествия выдерживали только самые сильные.
Отдаем ли мы себе отчет в том, что богатство мира с незапамятных времен создавалось руками рабов? От систем орошения Месопотамии, китайских стен, египетских пирамид, афинского Акрополя[36]до плантаций сахара на Кубе и хлопка в Луизиане и Арканзасе, до угольных шахт на Колыме и немецких автобанов? А войны? С незапамятных времен войны велись, чтобы захватить рабов. Захватить, заковать в колодки, погнать кнутом, сломить волю, почувствовать удовлетворение, что у тебя в собственности есть другой человек. Это важная, а часто и единственная причина войн, мощная и даже явная их пружина.
Те, кто все-таки выживал (говорили, что судно везет black cargo), привозили с собой африканско-египетскую культуру, которая так восхищала Геродота и которая, прежде чем добраться до другого полушария, была описана неутомимым греком в его книге.
А какие рабы были у самого Геродота? И сколько? Как он с ними обращался? Думаю, он был человеком доброго сердца, и они не жаловались на своего господина. Геродот побывал с ними в разных краях, и, возможно, позже, когда он осел в Фуриях писать свою «Историю», рабы служили живой памятью, ходячими энциклопедиями, напоминая ему имена, названия и детали — в том случае, если он что-либо запамятовал, — и таким образом приложили руку к созданию потрясающего богатства этой книги.
Но что с ними стало, когда Геродот умер? Их выставили на продажу? Или они были уже так стары, что вскоре последовали за своим господином в мир иной?
Сцены безумия и благоразумия
Приятнее всего было бы сидеть вечером на террасе за столиком с лампой и, слушая долетающий отовсюду шум моря, читать Геродота. Но как раз это трудно сделать: стоит зажечь лампу, как темнота сразу оживает, а на свет летят тучи насекомых. Наиболее возбужденные и пронырливые экземпляры, видя перед собой свет, несутся что есть сил на него, врезаются в раскаленную лампочку и падают замертво. Другие полусонно кружат, но зато без конца, безостановочно, как будто свет подзаряжает их какой-то неисчерпаемой энергией. Настоящей напастью были какие-то малюсенькие мошки, такие бесстрашные и настырные, что никакие меры против них не действовали: одни гибнут, а туча следующих уже нетерпеливо ждет, чтобы броситься в атаку. Тот же самый энтузиазм демонстрировали и другие жучки-червячки и разнообразные злобные назойливые насекомые, названий которых я не знаю. Но самая большая помеха для читающего — какой-то вид ночных бабочек, которых, очевидно, что-то беспокоит и раздражает в человеческих зрачках, потому что они стараются облепить вам глаза, закрыть их, склеить веки своими грязно-серыми, мясистыми крыльями.
Время от времени мне на помощь приходил Абду. Приносил полуразвалившуюся печурку с тлеющими на дне угольками, на которые он сыпал из мешочка смесь кусочков древесной смолы, каких-то корешков, шелухи и ягод, а потом дул в потрескивающий огонь со всей мочи своих богатырских легких. В воздухе начинал разноситься тяжелый, удушливый, острый запах. И, как по приказу, большинство насекомой братвы бросалось в паническое бегство; остальные же, не столь проворные, оставались на месте и, одурманенные, ползали какое-то время по мне и по столику, а потом, внезапно остановившись, как парализованные падали на пол.
Абду выходит с довольным выражением лица, а мне на какое-то время гарантировано полное спокойствие и я могу читать. Геродот потихоньку приближается к концу своего труда. Его книгу заключают четыре сцены:
I. Батальная сцена (последнее сражение — Микале):
Как раз в тот день, когда греки разгромили армию персов под Платеями, а ее остатки начали отступление в Персию, на другом, восточном, побережье Эгейского моря греческий флот разбил под Микале другую часть персидской армии, закончив тем самым победную для Греции (и Европы) войну с Персией (то есть с Азией). Сражение под Микале длилось недолго. Войска стояли друг против друга. Когда греки были уже готовы, они двинулись на варваров. И вдруг, идя в атаку, получили известие, что под Платеями их собратья разбили персов!
Каким образом они получили эту весть, Геродот не сообщает. Дело темное, потому что расстояние между Платеями и Микале приличное, самое малое несколько дней плавания (по морю). Сегодня есть догадки, что, возможно, победители передавали информацию от острова до острова по линии костров: увидев на соседнем острове костер, каждый последующий в линии разводил свой костер и так далее. Теперь же, когда молва распространилась с быстротой молнии, греки все смелее и быстрее шли в бой. Битва яростная, сопротивление персов решительное, но в итоге побеждают греки. Прикончив большую часть варваров в сражении или во время бегства, греки предали затем огню все их корабли и укрепление. Потом они вытащили добычу на берег…
