Следующие две стоянки были уже в оазисах. Наконец-то слово это обрело для меня плоть. Это когда на горизонте, над плоской желтой землей обозначается темно-зеленая сочная полоса какой-то жизни. И по мере приближения начинает расчленяться на финиковые рощи. Мы сворачиваем с шоссе на грунтовую дорогу, шофер поднимает стекла в окнах, машина идет в облаке пыли, сквозь пыль — стволы пальм. Мы въезжаем в оазис. В центре голая каменная гора с остатками глинобитного городка, внизу цепь ущелий, с горы спадает источник, вода течет по каменным желобам русла. Мы гуляем по каменным галереям ущелий в тени пальм, под журчание воды, под крики птиц и торговцев сувенирами. «Ё прайс?! Ё прайс!» — преследовал меня торговец окаменевшими раковинами. Я отмахивался, хотя собирался привезти своему другу в Москву, коллекционирующему такие вот окаменелости, но торговец заломил 15 динаров, а торговаться я не захотел; мне б, дураку, сказать: «Ван динар» — и раковина была бы моя. Это я понял часа через три… А пока я осваивал понятие «оазис» — это, оказывается, не полянка с десятью пальмами и источником среди песка, как показывают в кино, а приличный кусок ухоженной зеленой благодатной местности, — кусок влажного зеленого (вот откуда зеленый цвету мусульман) сияющего рая среди каменистой или песчаной бескрайней пустыни. Следующий оазис, в который нас завезли, только подкрепил и конкретизировал это определение.
…Далее, уже объевшиеся впечатлениями, мы наблюдали в окно летящего по пустыне джипа, как постепенно чернеет и пустеет земля за окном, проносятся какие-то городки, тянутся невысокие горы, под колесами каменистая дорога куда-то вверх. Джип останавливается на каменной терраске. Мы выходим и, только сделав несколько шагов, вдруг обнаруживаем, что висим над пустотой. Под нами далеко вниз обломками гор проваливается земля и расстилается до горизонта нечто, по первому впечатлению похожее на море. Только это не море, мы на уступе горы, зависшем над бескрайней пустыней, утопающей на горизонте в сизом знойном мареве. Монументальнейший пейзаж. Но и первое впечатление про море оказалось верным. Оно было здесь сорок миллионов лет назад. А терраса и горы вокруг нас были когда-то берегом. Я видел, конечно, что мои спутники как-то очень уж деловито начали ковыряться в каменной стене на краю террасы, но отошел в сторону полюбоваться просторами. И зря, надо было и мне хоть на время присоединиться к их охоте. Когда мы снова собрались в джипе, спутники мои показали свои трофеи — окаменевшие раковины, из которых, оказывается, и сложены эти горы, те самые окаменелости, с которыми преследовал меня в оазисе торговец сувенирами. Но бежать к стене и выковыривать из нее сувенир для друга было уже некогда, джип наш тронулся. Вместо того чтобы развернуться на дорогу, по которой мы приехали, машина пошла почему-то прямо к краю обрыва, и только тут я увидел слева под стеной крохотный каменный карнизик, блеснувший бетонной плитой. Там была дорога вниз. Дорога из бетонных плит, уложенных по верхушкам каменных отвалов, крутая, извилистая, — легкий ознобчик испытываешь уже только при взгляде на нее, а как же спускаться по ней?! Оказалось, можно, оказалось, что не мы первые — дорога эта была проложена во время войны немцами, это так называемая дорога Роммеля, немецкий генерал поднял свои танки снизу вверх, на горное плато, не потеряв ни одной машины. Кстати, чуть ниже той террасы, с которой мы любовались пейзажем, и расположена пещера, знакомая многим по фильму «Английский пациент». Те, кто видел фильм, вспомнят этот дикий и предельно выразительный пейзаж. Спуск занял минут пятнадцать. Шофер наш был предельно собран и острожен, и только внизу, уже для разрядки, он рванул по пологим песчаным барханам, бросая машину влево и вправо. Отвел душу и остановился. Я открыл дверцу и вышел. Колючки, песок и редкие камни. Я стоял на дне каменистой пустыни, пока жар ее казался мне вполне переносимым. Вот место и ситуация, когда физически, кожей, костями, ощущаешь вокруг себя бескрайность голой первозданной земли и такого же первозданного знойного африканского неба. Это было сильное переживание. (Прошу прощения, что сугубо информационный отчет о поездке загромождаю лирическими отступлениями, но путешествуем-то мы еще и за такими переживаниями.)
После обеда в ресторане городка Эль-Май мы снова пересели в автобус, пейзаж постепенно начал набухать растительностью — мы возвращались на побережье. Последняя остановка была в городе Кайруан, четвертом после Мекки, Медины и Иерусалима священном городе мусульман. После чаепития на фабрике ковров несколько минут, уже почти на закате, мы постояли на площади перед самой древней в Африке кайруанской мечетью и снова полезли в автобус. Город Кайруан, один из самых древних, самых выразительных в Тунисе и сохранивших атмосферу чуть ли не средневекового исламского Туниса, нужно смотреть отдельно, что я и проделал через пару дней уже в одиночку.
После поездки в Сахару я прожил в Тунисе еще две с половиной недели, ездил много, и впечатления были достаточно сильными, но все они как бы встраивались в сюжет, заданный именно тем двухдневным путешествием. Очень советую, если окажетесь в Тунисе, убедиться в этом самостоятельно.
Курортные радости мизантропа
Предуведомление
На «мизантропа» — имею право.
Во-первых, возраст.
Во-вторых, профессия: литературный критик. В своем цеху я не в первых рядах, но, увы, и не в «массовке», я, так сказать, в «групповке». То есть обязан проявлять (или имитировать) некую активность. А литературные нравы — это вам не пиратское братство. Тут и у травоядного клыки зачешутся. Ну а ежели ты еще и брюзга по натуре, много сил потративший на маскировку, то… Сколько еще придуриваться образованным, терпимым и гуманным?
Я не про литературу. Бог с ней. Про литературу я брюзжу в других местах.
Я здесь — про жизнь, я — про самое сокровенное, мизантропическое. Про отвращение к людям вообще.
Сам-то хорош, скажут. А я и не говорю, что нравлюсь себе. Отнюдь. Уже давно бреюсь исключительно на ощупь, чтоб рожи этой в зеркале не видеть вообще.
…В обычное время я живу более или менее спокойно. Работой занят или какой-нибудь очередной семейной разборкой. На простор мое мизантропичесое нутро выхлестывает на отдыхе. Желательно, где-нибудь подальше.
В позапрошлом году, например, специально для этого отбыл в Турцию. Хорошее место. Нет, правда. Об этом я уже написал. Но сейчас я пишу про международно-курортную составную тамошней жизни. А это уже не про Турцию, это — про нас.
Музыка
Принято считать, что на отдыхе должно быть много радости, веселья, неги и проч. В частности, музыки. Не знаю, как сами турки переносят музыку, но для отдыхающих им ничего не жалко. Исходят турки из того, что: а) хорошая музыка — это громкая музыка, б) хорошего должно быть много. И потому музыка будет для вас с десяти утра до двенадцати ночи с двумя полуторачасовыми перерывами. Ощущение, что ты на родине, под Звенигородом, на турбазе авиамоторного техникума. Но я сильно подозреваю, что дело тут не в турках — просто хозяева идут, так сказать, навстречу пожеланиям трудящихся.
