Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Миссис Причард подняла голову, потом передернулась и опять легла.
– Нет, спасибо, – сказала она. – Очень любезно с вашей стороны, что вы обо мне вспомнили, но пирог – не могу. – «Элиот обращался со мной как с королевой, Эллен. Многие ли способны на это после двадцати трех лет совместной жизни? Не устаю напоминать себе, как мне повезло».
Мистер Причард посмотрел на нее сверху. Глаза у нее были закрыты, на губах легкая улыбка. Вдруг, как это часто бывало, на него напала тоска одиночества. Он помнил, ясно помнил, как она возникла первый раз. Ему было пять лет, когда родилась младшая сестра, – и вдруг все двери перед ним закрылись, и он не мог войти в детскую, не мог дотронуться до ребенка, и тогда появилось чувство, что он маленький грязнуля, шумный и нехороший, а его мама всегда занята. И тогда навалилось на него холодное одиночество, холод одиночества, который нападал и потом и вот напал опять. Легкая улыбка на лице жены означала, что Бернис удалилась от мира в свои покои, а ему туда входа нет.
Он вынул из кармана золотой маникюрный приборчик, открыл его и, отходя от пещеры, почистил ногти. Он увидел Эрнеста Хортона, который сидел спиной к обрыву с другого края. Верхняя пещера была у него над головой. Эрнест сидел на газетах, и, когда подошел мистер Причард, он вытащил из-под себя двойной лист и протянул ему.
– Самая нужная вещь на свете, – сказал он. – Годится для чего угодно, кроме чтения.
Мистер Причард со смешком взял газету и сел на нее рядом с Эрнестом.
– Если ты прочел это в газете, значит, это неправда, – процитировал он Чарли Джонсона. – Вот вам, пожалуйста. Два дня назад я жил в номере люкс гостиницы «Окленд», а сейчас мы в пещере. Вот чего стоят наши планы.
Он посмотрел на автобус. В окнах он увидел Прыща и обеих женщин – они ели пирог. Его потянуло к ним. Он бы съел кусок пирога. Эрнест сказал:
– Что чего стоит – непременно выясняется. Иногда мне просто смешно. Знаете, считается, что мы технический народ. Каждый водит машину, пользуется холодильником и радио. Люди, пожалуй, действительно думают, что у них технический ум, но засорись у вас карбюратор, и… машина так и будет стоять, покуда не придет механик и не вынет сетку. Свет перегорит – зови электрика менять пробки. Лифт застрянет – паника.
– Ну, не знаю, – возразил мистер Причард. – В общем и целом американцы все же технический народ. Наши предки неплохо управлялись и сами.
– Они-то управлялись. Да и мы бы тоже, если бы нужда была. Можете вы отрегулировать опережение у себя в моторе?
– Я.
– Пойдем дальше, – сказал Эрнест. – Положим, вам пришлось остаться здесь на две недели. Сумеете вы не умереть с голоду? Либо схватите воспаление легких и умрете?
– Видите ли, – сказал мистер Причард, – теперь люди специализируются.
– Сумеете убить корову? – не отставал Эрнест. Сумеете освежевать ее и зажарить?
Мистер Причард почувствовал, что этот молодой человек вызывает у него раздражение.
– По стране бродит какой-то цинизм, – резко сказал он. – Мне кажется, молодежь перестала верить в Америку. У наших предков была вера.
– Нашим предкам надо было кушать, – сказал Эрнест. – Им верить было некогда. Теперь люди много не работают. Им есть когда верить.
– Но веры у них нет, – вскричал мистер Причард. – Что в них вселилось?
– Интересно, – сказал Эрнест. – Я даже пробовал разобраться. У моего отца было две веры. Одна – что честность так или иначе вознаграждается. Он думал, что, если человек честен, он как-нибудь выдюжит, и думал, что, если человек хорошо трудится и откладывает, он может накопить немного денег и не страшиться завтрашнего дня. Нефтяной скандал двадцать второго года и прочие такие дела просветили его насчет первого, а тысяча девятьсот тридцатый просветил насчет второго. Он уяснил, что самые почитаемые люди совсем не честные. И умер в недоумении – страшноватом, между прочим, недоумении: во что он верил – в честность и усердие, – они себя не оправдали. А я вдруг смекнул, что вместо них-то ничего другого не придумано.
Мистер Причард не допустил до себя эту мысль.
– Налоги подтачивают усердие, – сказал он. – Было время, когда человек мог сколотить состояние, теперь не может. Все отбирают налоги. Просто работаешь на правительство. Я вам говорю: они под корень режут инициативу. Никто ни к чему не стремится.
– Да не так уж важно, на кого работаешь, если веришь, – сказал Эрнест. – На правительство или на кого-нибудь другого.
Мистер Причард перебил:
– Солдаты, пришедшие с войны, – сказал он, – вот кто меня беспокоит. Они не хотят осесть и взяться за работу. Считают, что правительство обязано кормить их всю жизнь, а нам это не по средствам.
На лбу у Эрнеста выступили капли пота, вокруг губ побелело, взгляд сделался мутным.
– Я тоже оттуда, – тихо сказал он. – Нет-нет, не беспокойтесь. Рассказывать про это не буду. Не собираюсь. Не желаю.
Мистер Причард сказал:
– Нет, конечно, я глубоко уважаю наших солдат и считаю, что к их голосу тоже надо прислушаться.
Пальцы Эрнеста подползли к петле в лацкане.
– Ну да, – сказал он, – ну да, я понимаю. – Он говорил как будто с ребенком. – Я читаю в газетах про наших лучших людей. Наверно, они наши лучшие люди, раз занимают главные места. Я читаю, что они говорят и делают, а у меня полно приятелей, которых вы назовете ханыгами, и между ними страшно мало разницы. Кое-кто из ханыг, я слышу, выдает тексты почище, чем государственный секретарь… А, ну их к черту! – Он засмеялся. – У меня есть изобретение – резиновый барабан, а бьешь в него губкой. Это для алкоголиков, которые хотят играть в оркестре на ударных. Пойду пройдусь.
– У вас нервы, – оказал мистер Причард.
– Ага, нервы, – сказал Эрнест. – У всех нервы. И вот что скажу. Если у нас опять будет война, знаете, что самое ужасное? Я опять пойду. Вот что самое ужасное. – Он встал и пошел прочь, назад, в ту сторону, откуда ехал автобус.
Голова у него была опущена, руки в карманах, ноги били дорожный гравий, и он стискивал губы и не мог остановиться. «Нервы у меня, – говорил он, – просто нервы. Больше ничего».
Мистер Причард смотрел ему вслед, потом опустил глаза на руки, снова вынул машинку для ногтей и почистил ногти. Мистер Причард был потрясен и не понимал – чем. При всем его пессимизме относительно правительства, вмешивающегося в коммерцию, в глубине души мистера Причарда всегда жила большая надежда. Есть где-то человек, такой, как Кулидж или Гувер, – он явится и вырвет правительство из рук у нынешних дураков, и тогда дело пойдет на лад. Забастовки прекратятся, все будут наживать деньги, и все будут счастливы. До этого рукой подать. Мистер Причард не сомневался. У него и в мыслях не было, что изменился мир. Мир просто наделал ошибок, но явятся нужные люди – скажем, Боб Тафт, – и все станет на места и дурацкие эксперименты кончатся.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
