Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
Костя слушал все это как сказку. Ему даже интересно было, как, когда это становится так, что самая обыкновенная жизнь превращается в сказку. Словно бы происходит отбор событий, которые для этого пригодны, и только эти события от жизни остаются.
В бабушкиной жизни тоже было много сказочного, но это и понятно: что бабушка у него необыкновенная, Костя знал всегда.
Он, например, не видел ни одного человека, который чувствовал бы себя в лесу как дома, а бабушка так себя в нем и чувствовала. И ничего, совершенно ничего не боялась, даже не понимала, чего там можно бояться, хотя в лесу водились волки и медведи, и совсем близко от города – Костя с бабушкой на электричке в те места ездили.
Однажды, когда Косте было шесть лет, они пошли за грибами и, уже набрав полную корзину, сидели на поляне и чистили их, чтобы не нести домой гниль. И вдруг из кустов вышел, выломился лось. Выломился и остановился в двух шагах, опустив рога и глядя на Костю неподвижными, страшными глазами. Он был такой огромный, как будто пришел из другого мира, в котором все не такое, как здесь.
Костя перепугался так, что не мог пошевелиться и только чуть слышно всхлипнул, а бабушка посмотрела на лося мельком и сказала:
– Ну чего ты, Костик? Он поглядит и уйдет.
И так и вышло, лось посмотрел на них и ушел в кусты, ломая их так, будто прямо сквозь лес проезжала электричка.
– Зверей бояться нечего, – так же спокойно сказала бабушка. – В глаза им только не смотри, они этого не любят. А так – что в них страшного?
Для нее в зверях действительно не было ничего страшного по двум причинам.
Во-первых, она умела стрелять. И как! В тот день, когда встретились с лосем, домой с электрички шли через Заречный парк. И Костя впервые увидел в парке стрельбу по летающим тарелочкам. Это было так интересно, что он остановился, хотя бабушка его торопила: мама вот-вот должна была вернуться с работы, надо было успеть грибов на ужин нажарить.
– Дай-ка выстрелить, – неожиданно сказала бабушка, обращаясь к главному, который запускал тарелочки.
– Еще подстрелишь кого-нибудь, – недоверчиво проговорил тот.
Но ружье дал, бабушке никто никогда не отказывал.
Она взяла ружье странным образом, в вытянутую руку, приставив приклад к плечу. Взлетели вверх тарелочки – одна, вторая, третья. Бабушка выстрелила ровно столько раз, сколько их запустили, и все они упали простреленные. Она даже не целилась! Все ахнули, а Костя чуть не умер от гордости. Не у каждого есть такая бабушка! Да ни у кого такой нет.
– У нас в семье все девки умели, – сказала она, когда по дороге домой он стал выспрашивать, где она научилась так необычно и метко стрелять. – Сын-то у родителей моих один был, младший, а нас, дочерей, десятеро. Не охотники, конечно, но стрелять как же не уметь? В лесу жили.
Костя даже представить не мог, кого же считали охотниками, если себя бабушка к ним не относила.
В лесу, по ее рассказам, все умели стрелять, и выбирать, какие травы и корни лечебные, а какие ядовитые, и ходить на охотничьих, подбитых мехом лыжах. Бабушкин отец даже сам такие лыжи делал и сдавал в Вятку, а на вырученные деньги покупал все, что невозможно было сделать дома, – соль, спички, мыло.
Но кроме того, что умели делать в лесу ее сестры, бабушка умела и то, что, Косте казалось, они уметь не могли.
Летом, когда шли за ягодами, на тропинку перед ними выползла гадюка. Костя остановился, не зная, что делать: змея извивалась прямо у его ног.
– Что ты встал? – спросила, подойдя, бабушка.
Гадюка напугала ее не больше, чем лось. Но дожидаться, пока змея уползет сама, бабушка не стала. Она подняла над ней руку, подержала немного, поводила туда-сюда – змея свернулась колечком и замерла.
– Пойдем, – сказала бабушка, переступая через гадючье колечко.
Костя переступил тоже, но не так спокойно, как она, – с опаской, и оглянулся потом. Змея лежала неподвижно, как будто одеревенела.
Конечно, с такими умениями бояться в лесу бабушке было нечего и некого.
Костя был немногим старше, только в школу пошел, когда понял, что ей, пожалуй, и среди людей некого бояться.
Главная часть его жизни проходила во дворе. Там жил в будке общий пес Шарик и играли дети, чаще всего в войну – мама не любила, когда они в нее играли, хотя сама была на фронте, – там проводили время и взрослые, и хотя их жизнь представлялась детям скучной, но и со взрослыми иногда случалось что-нибудь интересное.
Выяснилось, например, что новый сожитель тети Нины – пьяница, притом не просто горький, но и буйный. Через два дня после его появления тетя Нина выскочила во двор в разорванном халате, а он мчался за ней босиком, в штанах без ремня и в накинутом на голое тело ватнике.
– Сука! – орал он. – Я тебя счас…
Что именно он собирается сделать с тетей Ниной, которая бежала к калитке, дети, облепившие забор, выслушали с большим интересом. Но уже через минуту интерес сменился страхом: пьяный распахнул ватник и выхватил из-за пояса топор. Тетя Нина взвизгнула, бросилась обратно к дому, сожитель развернулся вслед за ней… Топорище блестело у него над головой, и казалось, он сейчас метнет в нее топор, как индеец томагавк.
Бабушка появилась неожиданно – вышла из дома и остановилась, глядя на бегущих. Тетя Нина с пронзительным визгом шмыгнула ей за спину. Теперь ее сожитель мчался с топором уже на бабушку.
– Отойди, бл… старая! – орал он.
Это возмутило Костю так, что он спрыгнул с забора и бросился к нему. Хотя вряд ли мог бы остановить невменяемого мужика, его никто уже остановить не мог.
Но стоило Косте так подумать, как бабушка выставила вперед руку – точно как тогда, над гадюкой, – и произнесла негромко, но с сильнейшей яростью:
– А ну на колени!
И пьяный упал. Упал на колени так, словно кто-то ударил его под них палкой.
Все ахнули. Бабушка посмотрела ему в глаза таким взглядом, что даже у Кости мурашки пошли по спине, и медленно проговорила:
– Ты как меня назвал, скотина? Никогда не прощу.
И ушла в дом. Все испуганно смотрели на тети-Нининого сожителя. Он стоял на коленях, как парализованный, и хватал воздух ртом, глядя перед собой трезвеющим взглядом.
Назавтра, выбритый и отвратительно пахнущий одеколоном, он явился к бабушке извиняться. Он что-то говорил заискивающим тоном, а в глазах у него стоял нескрываемый ужас.
– Сказала – не прощу, – даже не обернувшись от печи, в которую она как раз ставила противень с плюшками, отрезала бабушка.
Назавтра он исчез. Тетя Нина очень переживала и ворчала даже, что из-за Прасковьи лишилась мужа, но ее никто не слушал: все знали, что такое Нинка, и ее мужья, и, главное, Костина бабушка.
Категоричность ее не знала меры – Костя не мог припомнить ни единого случая, когда она сомневалась бы в своих действиях или стеснялась бы высказать кому-то свое мнение. Он привык знать, что это правильно, во всяком случае, сильно экономит время, которое не приходится тратить на пустые разговоры вокруг да около.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
