Взяв бинокль, я прыгнул на холм рядом с Рыбьим Хребтом и попытался засечь братьев Кихоу на их квадроциклах, когда внизу неожиданно появился вздымающий клубы пыли грузовик и резко затормозил.
Пришлось отойти за валун и посмотреть в бинокль.
Трое. Кемп, здоровяк из Оахаки, и еще кто-то, кого я не знал. Они явно почувствовали прыжок. И теперь смотрели на вершину хребта.
Я пошел прочь, вниз по камням, к гипсовой шахте. Можно было отойти как минимум на восемь миль, но я не знал, куда они поедут на грузовике.
В любом случае, раз они близко, значит, много раз чувствовали мои прыжки из Норы. Запеленговали.
Я прыгнул дальше, к парку, затем на ранчо Кихоу, где пришлось разбить окно и разозлить собак, затем — в Нью-Йорк, где немного задержался, купил хот-дог в Бэттери-парке.
Прошло полчаса, и я тяжело вздохнул.
Пора переезжать.
На окраине Ренна я нашел фермера, сдающего сарай. Сарай был сухой, с целой крышей и каменным полом, выше уровня влажной земли, и хозяин принял годовую плату наличными, даже не спросив у меня паспорта.
— Наркотики?
— Вот уж нет!
Да, конечно же наркотики.
Я прыгнул обратно в Нору и перенес стенку с рисунками, комод и отобранное у них оружие. Посмотрел на остальное — батареи, генератор, свет, кровать, мебель — и решил все это оставить. Задумался о судьбе полки с учебниками, но потом только покачал головой.
Я прыгнул в Сан-Диего, стащил шесть канистр пропана для барбекю с газовой колонки и вернул их назад.
Еще три часа я провел, прыгая с одного конца Норы на другой.
Если эти придурки такое не чувствуют, на кой они вообще годны?
Каждый час я выскакивал на поверхность над Норой. Вряд ли они могли различить, сверху я прыгаю или из-под земли, разве что уже были на месте. Но нет, пока их не было видно.
Однако я слышал, что они на подходе.
Отошел за валуны и стал подниматься на холм. Я захватил с собой бинокль и биту и был готов поиграть.
Их было шестеро на двух вездеходах, и, покинув свой транспорт, они разбились на группы по трое. Все шестеро странно посматривали друг на друга, и я понял, что таков их способ прикрывать спину другого, потому что если враг может материализоваться где угодно, смотреть нужно везде.
Я подождал, пока они разбредутся, выбрал одного из команды Кемпа, ударил по колену, предугадав, как сработает рефлекс, а потом, когда он согнулся, ударил еще.
Кемп и его напарник одновременно выстрелили, но промахнулись, потому что я успел прыгнуть, и они упустили своего парня, поскольку тот упал навзничь.
Я ухватил Кемпа за ворот, когда он перезаряжал ружье, и затащил в Нору. Когда он вывернулся и выстрелил в меня, я прыгнул на другой конец пещеры, где лежало мое собственное оружие.
Мой выстрел попал ему в грудь и пригвоздил к фанерной стенке. По иронии судьбы, прямо над ним висел оставшийся рисунок с надписью «чувствительные», хотя остальные рисунки уже были во Франции.
Он пытался высвободиться кабеля, и мне стало интересно, прошел ли разряд. Или он такой выносливый? Я выстрелил еще раз, ниже, в область бедер, и теперь увидел его конвульсии. Еще один ряд проводов опутал его грудь и руки, а следующий — плечи.
В его рукаве я нашел нож, который раскрывался автоматически. В заднем кармане был спрятан электрошокер и шесть магазинов для ружья. Достал я и телефон, и кошелек, и выложил все на стол.
Паспортов было три, но ни одного на имя Кемп. Надеюсь, я хорошенько прижал его с этим именем. Я выпрыгнул на поверхность, затем — к железной лестнице, ведущей вниз, в шахту. Там страшно воняло — это разложились мертвые койоты, — но мне было безразлично.
Я вернулся к Кемпу и всадил в него электрошок.
О боже! Я-то думал, у него иммунитет. Фанерная стенка, плотная, жесткая, согнулась как папка.
Пока он бился в конвульсиях, я взял стул и уселся, удобно закинув руки за спину.
Когда он перестал хрипеть, я произнес:
— Паладин. Хм. Забавное название для того, кто убивает детей.
Теперь стало ясно, что я целиком завладел его вниманием. Он и так не особенно хорошо выглядел, а сейчас и вовсе стад белым как полотно.
— Я этого не должен был знать? — спросил я невинно. — Какую именно часть правды мне не нужно знать? Что вы, ребята, зоветесь паладинами? И большую часть жизни занимаетесь тем, что убиваете маленьких деток?
Он уставился на меня так, словно понял, что совершил ошибку. Принял меня за кого-то другого.
— Послушай, мальчик…
Я ткнул ему в живот электрошок, перепрыгнув стул.
Он снова затрясся, а я вернулся на стул.
— Боюсь, мы начали общаться не с того момента. Наверное, это случилось именно тогда, когда вы убили моих родителей. Может, вы думаете, я их не любил, но должен сказать, вы ошибаетесь. А потом Сэм и Консуэло… тут уж я ничего не понимаю. Их-то за что? Не правильнее ли было оставить их в живых, чтобы посмотреть, как я выйду на связь? А Роланд бы как поступил?
Он снова затрясся, но теперь уже не от электрошока. Тщетно пытался выбраться из силков. Неужели это из-за упоминания имени Роланда? На сей раз я пнул его между ног.
— Да сядьте же наконец! — заорал я. Ему стало трудно дышать, он мог только постанывать. Я показал на его пах. — Ну так вот. Потом вам понадобилось полезть в мою личную жизнь! Это уже стало последней каплей.
Я обвел взглядом свои учебники, рисунки, книги, которые любил.
— Я был хорошим мальчиком. Наверное, таким, к каким вы привыкли, тем ребенком, который умирает тихо и бесшумно, когда вы вылезаете со своими ножами и пистолетами, электрошокерами и прочим.
Я прыгнул обратно, туда, где проход к вертикальной шахте. Коллеги Кемпа сломали решетку, я слышал, как они спускались по лестнице.
Я вернулся к Кемпу и начал выставлять жестянки с пропаном на стол, в два ряда по три штуки. Когда закончил, направился в угол комнатки, к своему двенадцативольтовому холодильничку, и достал пачку столовых свечей.
Покупал эти свечи я для романтического ужина с Эвэ.
Зажег две, накапал воском на поверхность холодильника и закрепил там, мерцающие и красивые.
Как романтично.
— Ну что, Кемп, есть у вас тайный штаб? Место, где вы все тусите, играете в дартс, пивко попиваете, едите свои паладинские пирожки и практикуетесь в убийстве малолеток?
Он облизнул губы.
— Алехандра, — сказал он.
Я еще раз его ударил. По тому же месту.
— Даже не произносите ее имя!
Он страдал. Я очень надеялся, что он и вправду страдал, но несмотря на это я хотел довести игру до конца.