– Тебя действительно здесь нет. Я так счастлив. Мой сын по-прежнему владеет магией. Как меня зовут? Скажи мне мое имя, Вальтер.
Я хотел было ответить, но остановился.
– Сначала скажи, зачем ты здесь. А потом я тебе скажу.
– Я всегда был здесь. Каждый раз, когда ты возвращаешься, я здесь. Каждую твою жизнь я здесь, чтобы увидеть, готов ли ты вернуться домой, ко мне. Моя самая большая ошибка заключается в том, что я дал тебе вырасти. Мне следовало оставить тебя маленьким. Маленьким ты так меня любил! Тогда ты не думал о девках, ты хотел быть только со своим папой. Зачем я дал этому случиться?
– Так сны были настоящие? Я прожил все эти жизни?
Он захлопал в ладоши.
– Да! Да! Знаешь, как я счастлив услышать этот вопрос? Это твоя тридцать первая жизнь. И ни в одной из прошлых жизней ты не понимал, что происходит. Это первый раз! А значит, ты уже близко. Как меня зовут, Вальтер? Скажи папе его имя.
– Нет. Еще нет. Зачем мне пришлось прожить все эти жизни? Какова цель?
– Цель? Ты не помнишь? Не помнишь, как предавал своего отца? И теперь опять, с этой сучкой в больнице! Но теперь все будет иначе, если ты не переменишься, мой мальчик. О да, на этот раз у тебя не будет другого шанса. Даже отцы в конце концов теряют терпение. В каждой жизни ты все больше и больше напоминал свою мать. Вы оба обещали – и оба лгали. Может быть, это у тебя в крови. Может быть, я ошибался, думая, что, если научу тебя, если воспитаю правильно, ты будешь не таким и увидишь, насколько лучше быть похожим на меня. На твоего отца!
Холодно, как только мог, я проговорил:
– Мой отец в Атланте.
Его ответ прозвучал еще холоднее:
– Да ну? Посмотри телевизор. Посмотри на себя, Уокер.
Через мгновение я узнал это место. Я бывал там столько раз с тех пор, как мои родители рассказали мне, откуда я действительно взялся. Переулок позади ресторана «Конрой» в Атланте. Разница лишь в том, что теперь там стоял «шевроле» 1956 года выпуска и вокруг было гораздо чище, чем мне запомнилось. В дальнем конце переулка показался карлик, держа что-то в руках. Что-то большое, завернутое в белое одеяло. Он подошел прямиком к одному из мусорных бачков позади ресторана и, поцеловав что-то в одеяле, осторожно положил свою ношу внутрь.
Потом наклонился над бачком и прошептал:
– На этот раз. На этот раз возвращайся домой, Вальтер,
Звук приближающихся шагов заставил его отпрянуть. Бросив последний ласковый взгляд, маленький человечек поспешил прочь.
Из другого конца переулка, раскачиваясь, шел какой-то бродяга, заглядывая во все бачки. Дойдя до этого, он глянул раз, другой, и вдруг его лицо изменилось. Он осторожно вытащил из бачка сверток, и только тут я увидел, что к одеялу приколота булавкой записка. Бродяга тоже ее увидел, пялясь своими пьяными глазами.
– Вот так раз! Ребенок! Погоди, что тут сказано? «Его имя… Уокер[40]. Пожалуйста, позаботьтесь о нем». Вот тебе и раз, Уокер. Похоже, кому-то ты не нужен. – Прижав ребенка к груди, он, пошатываясь, побрел прочь. По пути записка упала, он не заметил.
Стоило ему уйти, как по переулку протарахтел мотоцикл и наехал на записку. Каким-то образом она прилипла к колесу.
– А теперь скажи мне мое имя, сынок.
Я и пальцем не тронул монитор, он сам взлетел со стола Марис и взорвался в воздухе.
– Пошел на хрен, папа.
– Как ты?
– Хорошо.
– Выглядишь ты не очень хорошо. И даже очень нехорошо.
– Я беспокоюсь. От этого морщины.
– Иди сюда.
– Я не могу двигаться.
– Все равно иди.
Я встал и подошел к ее кровати. Она была бледна и в то же время сияла.
– У нас будет ребенок. Что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что люблю тебя, и я очень счастлив. Она нахмурилась.
– Судя по голосу, тебя это не очень взволновало.
– Марис, не знаю, как положено выглядеть, когда обнаруживаешь, что станешь отцом. Наверное, я потрясен.
– Это лучше. Пожалуй, я тоже потрясена, но это же хорошо, верно? Прошлой ночью я так перепугалась. Подумала, что вот оно. Что пришел мой час. С ума сойти, как через двадцать четыре часа радуешься всей этой крови.
– Что сказал доктор?
– Что мне лучше бы пару недель полежать на спине. Это мне не понравилось – значит, мы не сможем пожениться, пока я отсюда не выйду.
– С этим можно подождать. Никто из нас никуда не денется.
Она взяла меня за руку и крепко сжала.
– Как мы его назовем? Я думаю об этом с тех пор, как мне сказали. Надеюсь, ты не возражаешь, но я не хочу называть ребенка ни Уокером, ни Марис. Не люблю, когда люди называют детей в честь себя.
– Согласен. А как тебе понравится Вальтер?
– Вальтер? Откуда ты взял это имя?
– Ниоткуда. Это шутка.
– «Вальтер Истерлинг» – звучит как жирный банкир. – Она снова сжала мне руку. – В этой больнице у меня взяли всевозможные анализы. Врачи ведут себя очень мило, но все время ко мне приходит кто-нибудь новый и берет новый анализ.
– Марис, извини, если я не очень хороший собеседник. Я вроде как окаменел. Это ты прошла через все эти муки, но, похоже, от ночевки в холле у меня все идет кругом.
– Понятно. Когда мне сказали, что ты там ночевал, мне захотелось выбежать и поцеловать тебя. Это было не нужно, но я рада, что ты так сделал.
Хотя накануне Марис провела адскую ночь, известие о ребенке так подняло ей дух, что она без умолку болтала, пока не выбилась из сил. Сначала это проявилось в ее глазах – я буквально видел, как что-то уходит из них, пока они не закрылись на долгую секунду.
– Пожалуй, мне надо поспать, дорогой.
– Да, конечно. Но тебе лучше?
– Я чувствую себя ужасно, но не волнуйся. У нас будет ребенок, Уокер. Ты знаешь, как я хотела этого. Я тебе не говорила, но однажды, еще с Люком, у меня была задержка, и я подумала, что забеременела. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой истерзанной. Когда цикл восстановился, я так обрадовалась, что заплакала. И потом мне всегда было стыдно своей радости, но теперь я знаю, что была права. Теперь все правильно, и я чувствую, что самое лучшее у нас только начинается. Это правда.
– Знаешь, это величайший комплимент.
– У нас будет хороший ребенок. Ты заслужил комплимент.
Я позвонил из телефонной будки рядом с больницей.
– Алло?
– Миссис Бенедикт? Это Уокер Истерлинг. Миссис Бенедикт, не могли бы вы поговорить со мной несколько минут? Это действительно чрезвычайно важно.
