Они быстро разделись и нырнули под теплое одеяло, чтобы согреть друг друга в эти предрассветные часы.
Хлоя почти сразу же заснула. Джон, хоть и устал не меньше жены, никак не мог расслабиться.
Он продолжал вертеться с боку на бок, а затем повернулся и стал смотреть на спящую Хлою.
В тусклом утреннем свете Джон едва различал ее милые черты.
Она лежала на боку лицом к нему. Одна ее рука покоилась на подушке. Ладонь была повернута вверх, а пальцы слегка согнуты. Во всей позе Хлои было что-то детское и доверчивое.
Джон слабо улыбнулся самому себе. С самого детства Хлоя спала в такой позе. Его поразила мысль, как давно они знают друг друга. Почти половину его жизни, а ее — почти всю. Он чувствовал настроение Хлои, знал ее вкусы и пристрастия, понимал ее юмор, взгляды, обостренное чувство справедливости. После женитьбы он узнал ее еще лучше. Он узнал ее так, как мужчина узнает женщину. Ее страстность и раскрепощенность. Ее прикосновения. Ощущение ее тела. Ее вкус. Ее запах. Дрожь, пробегавшую по ее телу, когда он овладевал ею…
Его взгляд упал на губы Хлои. Эти полные мягкие губы, которые он так…
Что происходит в ее душе?
Джон молча смотрел на Хлою.
Она что-то скрывает от него.
Джон точно не знал, когда эта мысль впервые пришла ему в голову, но последнее время он никак не мог избавиться от нее. Она не давала ему покоя — какое-то постоянно присутствующее раздражение.
Голос этот звучал в нем все громче и громче.
Осторожно, чтобы не разбудить Хлою, Джон поцеловал ее сладкие сочные губы. Губы, которые знали, как доставить ему райское наслаждение.
Он выскользнул из-под одеяла, стараясь не потревожить ее сон.
Накинув свой зеленый халат, Джон босиком пересек комнату, осторожно открыл стеклянную дверь и вышел на балкон.
Солнце только-только начало появляться из-за горизонта. Его лучи пронзали сады и парки «Приюта изящества», освещая мягким золотистым светом верхушки деревьев и дальний лес. Повсюду царили мир и покой.
Все застыло в ожидании пробуждения.
Холодок пробежал у него по спине.
Он с такой силой ощутил себя частью окружающей природы, что подумал…
Джон тряхнул головой, отгоняя необычные ощущения. По лужайке прыгал маленький кролик, подергивая рыжеватыми ушами.
Крольчонок. Хлоя.
Джон ласково улыбнулся, и мысли его вернулись в прежнее русло.
Тогда, ночью, они вышли на этот балкон. Он посадил Хлою на парапет и любил ее прямо здесь. Она купалась в серебристом лунном свете, точно так же, как он сам теперь был залит золотыми лучами солнца.
Он понял, как ему нужны эта жизнь, это поместье, это…
Джон задумчиво провел пальцем по краю каменного парапета, где она тогда сидела, глядя на него сверху вниз с таким характерным кошачьим выражением на лице. Ему показалось, что холодный камень все еще хранит тепло ее тела.
Что же она от него скрывает?
Неизвестно. Но что бы это ни было, решил лорд Секстон, он должен узнать.
— Я разочаровался в вас.
Семь красивых черноволосых голов стыдливо понурились.
— Но мы перепробовали все, маркиз Шевано! — Адриан, как обычно, говорил за всех братьев. — Ничего не действует.
— Да, — подал голос Жан-Жак. — Мы ее совершенно не интересуем.
Морис всплеснул руками и поднял глаза к потолку, как бы обращало за помощью к Всевышнему.
— Разумеется, не интересуете! Но надо было заставить Джона думать, что интересуете! И вы еще называете себя французами!
Семь курчавых голов опять поникли.
— Что мы еще можем сделать? — Жан-Клод обратился за советом к старшему, умудренному опытом мужчине. Ходили слухи, что маркиз был весьма сведущ в искусстве любви.
Морис вздохнул.
— Вы должны вызвать у Джона ревность! Устройте так, чтобы он застал кого-нибудь из вас с его женой в компрометирующей ее ситуации!
— Но это может повредить Хлое, — серьезно произнес Жан-Жюль. — А что, если он станет обвинять ее?
Маркиз покачал головой и принялся бормотать вполголоса по-французски.
— Современная молодежь ничего не умеет! И о чем только думал ваш отец! Неспособны заставить англичанина приревновать к вам свою жену!
Семь голов склонились еще ниже.
— Может, заманить ее в лабиринт? — предложил Жан-Клод.
— Да! А потом мы снимем рубашки, как будто…
— Боже мой! Все вместе? Он вытащит пистолет и тут же перестреляет вас!
Синдреаки смертельно побледнели и одновременно сглотнули.
Морис с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Шаловливым щенкам вот-вот прищемят хвосты, а они даже не догадываются об этом.
Он печально покачал головой:
— Нет-нет, теперь я вижу, что это не сработает. Лучше нам отказаться от своего плана.
Братья резко выпрямились на стульях.
— Но мы полны желания помочь вам!
— Вы были лучшим другом нашего отца.
— Графиня всегда была так добра к нам.
— Мы придумаем способ…
Морис вскинул руки вверх, чтобы остановить поток искренних излияний.
— Я вижу, мои мальчики, что вам еще предстоит много узнать о загадочной сущности любви.
— Мы живем ради любви! — хором воскликнули братья.
— Хорошо. Это хорошо. Француз должен жить ради любви. Тем не менее… кое-какие тонкости вам еще предстоит узнать. Вообще-то этому должен был научить вас отец, но, к несчастью, этого не случилось.
Морис сделал паузу, чтобы дать время юношам осмыслить его слова.
Адриан потер ухо.
— Вы правы. Руководство старшего нам не помешало бы.
Морис кивнул.
— Маркиз, учитывая давние хорошие отношения между нашими семьями… не согласились бы вы взяться за наше обучение?
— Я? — спросил Морис, разыгрывая удивление.
— Да. Вы хорошо разбираетесь в этом предмете, и отец всегда доверял вам.
— Хм… — Морис сделал вид, что обдумывает их предложение. Братья подались вперед, с нетерпением ожидая его ответа; их лица светились надеждой.
— Хорошо, я согласен.
На лицах молодых людей появились одинаковые улыбки.
— На определенных условиях, разумеется, — практично добавил Морис.
— Условиях? Каких условиях, маркиз? — Жан-Поль бросил на него обеспокоенный взгляд.
— Сегодня графиня устраивает пышный прощальный бал в надежде, что гости поймут намек на окончание развлечения и разъедутся. После бала я сам покину этот дом и отправлюсь в свое поместье в Сомерсете.
