Всю оставшуюся жизнь.
Когда Джек подумал об этом, что-то шевельнулось в его груди. Странный гнев, такой, какого он никогда не знал раньше.
Здесь не место для ребенка. Не место!
– Ты подойдешь взглянуть, все ли с ним в порядке? – поторопил его Дрейкос.
– Конечно. – И Джек двинулся к нужному столу.
Близнецы-джантрисы тоже там были, они сидели напротив Ноя и Маэрлинн. Казалось, они устали до такой степени, что не могли даже разговаривать. У одного из них – Гриба – на лбу виднелся след от удара хлопушкой.
И проснувшийся в груди Джека гнев начал разгораться белым сияющим пламенем.
– Да, мы посмотрим, все ли с Ноем в порядке, – сказал он Дрейкосу. – А потом заберем его отсюда.
– Что? – испуганно переспросил дракон. – Ты собираешься...
– Джек! – воскликнула Маэрлинн, наконец увидев его. – С возвращением! Мы все гадали, где ты.
– Простите, – ответил Джек, шагнув между близнецами.
Теперь он увидел, что у Греба тоже есть свежий шрам от хлопушки, на плече. Флек или бруммги, наверное, были сегодня на пике формы.
– Мне пришлось задержаться. Как ты себя чувствуешь, Ной?
– Нормально. – Мальчик радостно улыбнулся ему. – Немножко устал, а вообще нормально.
– Хорошо, – ответил Джек. – Тогда собирай пожитки. Мы уходим.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурившись, спросила Маэрлинн. – Его ведь не требует ее высочайшество?
– Я имел в виду, что мы оставляем это место, – ответил Джек. – Уходим за стену. На свободу.
Разговоры за ближайшими столами постепенно смолкли.
– Джек, ты хорошо себя чувствуешь? – спросила Маэрлинн.
Она сморщила лоб и протянула руку к его щеке.
– Ну-ка, дай мне проверить...
– Я не болен, – ответил Джек, грубо оттолкнув ее руку. – И я не брежу. Я ухожу. Немедленно. И забираю с собой Ноя.
– Ух ты! – выдохнул Ной, широко распахнув глаза. – Именно так он и сказал!
– Джек, ты не можешь просто так взять и уйти отсюда, – осторожно проговорила Маэрлинн. – Тебя высекут за малейшую попытку бегства. А могут даже и убить.
– Пусть только попробуют, – ответил Джек. – Черта с два у них получится!
– Джек, ты всех здесь пугаешь, – тихо проговорила Маэрлинн. – Пожалуйста, уймись.
Джек вдруг понял, что в комнате царит мертвая тишина.
Он огляделся по сторонам.
Все смотрели на него. Все рабы. Они сидели молча, забыв про ужин. Очень многие смотрели на Джека презрительно и насмешливо или просто с ошарашенным и недоверчивым видом. Некоторые, как и сказала Маэрлинн, были явно напуганы. Презрение, недоверие или страх. Но не надежда.
Они пробыли здесь слишком долго, понял Джек. Может, когда-то в их сердцах и жила надежда, но Газен и бруммги выжгли ее.
Нет, здесь не место для ребенка. Не место для кого бы то ни было.
И давно уже пора что-то с этим сделать.
– Я ухожу! – выкрикнул Джек, повысив голос – так, чтобы его услышали за всеми столами. – Нынче же вечером. Кто-нибудь еще ненавидит это место настолько, чтобы со мной пойти?
– Ты дурак, – прорычала эйтра, сидевшая за два стола от Маэрлинн. – Многие пытались! Но никому не удалось уйти отсюда!
– Тогда, наверное, мы с Ноем будем первыми, – сказал Джек. – Значит, ты с нами не идешь?
– Джек, это не смешно, – негромко проговорила Маэрлинн. – Родители Ноя пытались сбежать. Они погибли. Бруммги забили отца Ноя до смерти. Разве ты не понимаешь – то, что ты делаешь сейчас, пробуждает в нем ужасные воспоминания?
Воспоминания – это вовсе не ужасно, Маэрлинн, – сказал Ной. Он смотрел на Джека с на пряженным вниманием. – Воспоминания – якорь, связывающий нас с прошлым, дающий нам почувствовать настоящее и указывающий дорогу в будущее.
У Джека по спине пробежал холодок.
Ной говорил как будто чужими словами. Никак не своими собственными! Вообще-то, его слова очень напоминают...
– И что бы это значило? – фыркнула эйтра.
– Так сказал мне золотой дракон, – ответил Ной. – Он сказал, что воспоминания дают нам силу и храбрость.
– Ной, ты должен прекратить нести эту чушь, – твердо проговорила Маэрлинн. – Тебе просто приснилось. Я уже объяснила тебе это. Тебе все просто приснилось!
– Мне не приснилось! – настаивал Ной. Он вдруг встал, слегка покачнувшись. – Вот что сказал дракон:
Все замерло к ночи – ведь близилась битва,
Враги, трепеща, возносили молитвы.
Но пели мы песни пред боем,
Былых воскрешая героев.
Хоть память и ранит порою
Как бритва.
Но вот и рассвет – и последний экзамен,
Так будем достойны героев сказаний!
О мести мечтали не мы ли?
Мы смелостью подлость сломили
И землю от крови умыли
Слезами.
Надежда, что нас вдохновляла дотоле,
Цветами взошла на обугленном поле.
И к песням, что жили столетья,
Отныне прибавятся эти,
И их пропоют наши дети
На воле!
Ной сделал глубокий вдох и посмотрел на Маэрлинн.
– Видишь? – вызывающе проговорил он. – Я ведь не мог и это тоже придумать!
У Маэрлинн был ошеломленный вид.
– Где ты это услышал? – спросила она.
– Ты не мог просто тихонько посидеть с ним, да?! – пробормотал Джек в вырез своей рубашки. – Тебе приспичило ему еще и петь!
– Я же тебе говорил... Мне это спел дракон! – ответил Ной Маэрлинн. – И он велел мне не оставлять надежду. Сказал, что когда-нибудь я стану свободным.
– Этот день уже наступил, Ной, – сказал Джек. – Для тебя и для всех остальных, кто захочет отсюда уйти.
– Дракон, – хрипло проговорил парприн с другого конца столовой. – Какой он был с виду?
– Он был золотой, – ответил Ной. – Меньше, чем те драконы, о которых ты слышал в сказках. Он дал мне еду и сок, и он мне спел.
Парприн опустил уши и поднялся с места.
– Хорошо. Я с вами.
– Что? – Эйтра повернулась на стуле, чтобы посмотреть на парприна. – Ты спятил, Маскрак?
– Золотой дракон – символ надежды и перемен, – заявил парприн. – И вообще, что нам терять?
– Прежде всего – наши жизни, – пренебрежительно бросила эйтра. – Если этим двум людям приспичило сходить с ума, пусть сходят с ума где-нибудь в другом месте.
– Как раз это я и собирался сделать, – пообещал Джек. – Убраться отсюда за стену. Он посмотрел на Маэрлинн.
