– Это ААннский способ веселиться в действии, – с тихой яростью ответил он.
– ААннский? – переспросил Пушок. Вернулись Ням и Голубой, оба зарытые под охапками мертвых веток.
– Некоторые из людей на руднике – ААнны, – объяснил Флинкс. – Те, что с холодным умом.
– А, холодные умы, – откликнулся, узнавая, Пушок. – Мы не понимали, как такие холодные могут дать нам знание того, как стать теплым. Но мы все равно попробовали.
Флинкс не мог смотреть на дружелюбного туземца:
– Сколько… сколько из экспериментаторов умерло?
– Экспериментаторов?
– Тех, что попробовали закопать себя?
– О, друг-Флинкс зря беспокоится. Никто не умер, – заверил его Пушок, чувствуя успокоение ума человека при этих словах. – Понимаешь, мы закопали Можетитака…
– Вот дерево, – перебила Ням.
– Вам нужно еще? – спросил Голубой.
– Я думаю, нам этого хватит, чтобы протянуть по меньшей мере неделю, – сообщил им Флинкс. Пока он говорил, Силзензюзекс укладывала часть дерева в треугольный стог, тонкие иструки делали скульптуру из прутьев и тонких стволов.
Флинкс прислонился к стене пещеры, ощущая прохладу камня сквозь термальный костюм:
– Как, по мнению ваших прапрапрародителей, вы могли отрегули… придвинуться ближе к солнцу?
– Играя в игру, – снова сказал ему Пушок. – Игра и создание пещеры-дома – одно и тоже.
– Предполагалось, что копание пещер приблизит ваш мир к его солнцу? – переспросил Флинкс, не уверенный, что правильно расслышал.
Но Пушок просигналил согласие:
– Это часть схемы игры.
– Схемы? Какой схемы?
– Это трудно объяснить, – лениво ответил Пушок.
Флинкс поколебался и огласил неожиданную мысль:
– Пушок, сколько времени ваш народ играл в игру копания системы пещер?
– Сколько времени?
– Сколько ваших дней?
– Дней. – Пушок решил, что настало время справиться у других. Он позвал Голубого, а с Голубым подошла и Ням. К ним присоединилась Мягкогладкая, и на короткий миг возник, чтобы добавить свое замечание, Можетитак.
В конечном итоге Пушок повернулся обратно к Флинксу, называя с уверенностью цифру. Большую цифру. Чрезвычайно большую.
– Вы уверены в своем исчислении? – медленно спросил, наконец, Флинкс.
Пушок ответил утвердительно:
– Число верно. Научились системе счета на руднике.
Силзензюзекс вопросительно глядела на Флинкса, когда тот отвернулся, снова прислонился к стене и уставился на темный холодный потолок. Она спросила, прежде чем разжечь костер: – Сколько?
Возникла долгая пауза, прежде чем он, казалось, вернулся издалека и взглянул на нее:
– Судя по тому, что говорит Пушок, они играли в эту игру с копанием взаимосвязанных туннелей чуть меньше четырнадцати тысяч земных лет. Должно быть, этот сектор континента пронизан ими как голландский сыр. И к тому же невозможно сказать, насколько глубоко они тянутся.
– Что такое сыр? – поинтересовалась Ням.
– Что такое голландский? – вопросил Голубой.
– Насколько далеко находится глубоко? – хотел знать Пушок.
Флинкс ответил новым вопросом:
– Сколько еще предполагается копать, прежде чем эта схема будет закончена, Пушок?
Уйюрриец помолчал, ум его деловито работал.
– Не слишком долго. Еще двенадцать тысяч ваших лет.
– Плюс-минус несколько сот, – тупо сглотнул Флинкс.
Но Пушок укоряюще поглядел на него:
– Нет… точно.
Огромные бесхитростные глаза уставились в глаза Флинкса.
– И что же должно случиться, когда эта схема будет завершена, когда игра будет окончена?
– Две вещи, – любезно объяснил Пушок. – Мы определенным образом приблизимся к теплу и начнем искать новую игру.
– Ясно, – пробормотал про себя Флинкс. – А Руденуаман считала этот народ первобытным, потому что он проводит все свое время копая пещеры.
Силзензюзекс не двигалась, забыв о костре. Лицо ее стало маской неуверенности:
– Но как может копание нескольких пещер изменить орбиту планеты?
– Нескольких пещер? Не знаю, Сил, – тихо пробормотал он. – Сомневаюсь, знает ли кто-нибудь вообще. Может быть завершенная схема произведет достаточно крупное изменение в коре планеты, чтобы создать катастрофическую складку, которой хватит для сжатия в нужный момент нужного объема пространства. Если бы я побольше знал математику катастроф – и если бы мы могли воспользоваться самым большим компьютером Церкви, – я мог бы это проверить.
Или, может быть, туннелям предназначено черпать энергию планетного ядра, или комбинация этого и складки… Чтобы ответить на это, нам нужно несколько блестящих математиков и физиков.
Силзензюзекс осторожно посмотрела на Пушка:
– Ты можешь объяснить, Пушок, что предположительно произойдет, и как?
Грузный урсиноид траурно посмотрел на нее, простая задача при этих выразительных глазах:
– Печально, но для этого нет понятий.
Затем в пещере стало тихо, пока, оживая, не закашлял костер. Сразу появилось несколько язычков пламени, и через несколько секунд костер с энтузиазмом пылал. Силзензюзекс ответила длинным тихим свистящим вздохом и устроилась поблизости от уютного жара.
– Тепло! – издала удивленный возглас Ням.
Голубой сунул лапу поближе к пламени и поспешно отдернул ее:
– Очень тепло, – подтвердил он.
– Мы можем научить вас, черт, мы уже научили вас как развести сколько угодно костров вроде этого. Я не говорю, что вам следует бросить свою игру, но если вы заинтересованы, мы с Силзензюзекс можем показать вам, как гарантировать тепло во время вашего афелия намного раньше, чем через двенадцать тысяч лет.
– Так легче, – допустил Пушок, показывая на костер.
– И забавно, – добавила Ням.
– Слушай, Пушок, – энергично начал Флинкс, – почему ваш народ так долго и тяжко работает для холодных умов и других в руднике?
– Ради ягод и орехов, которые они приносят нам из далеких мест, – сообщила Мягкогладкая из маленькой ниши, вырезанной в стене пещеры.
– Из далеких мест, – закончил Голубой.
– Почему бы не отправиться туда и не добыть их самим?
– Слишком далеко, – объяснил Пушок, – и слишком трудно, как говорит Можетитак.
Флинкс отделился от стены, заговорив самым серьезным тоном:
– Неужели ты не понимаешь, Пушок? Я пытаюсь показать вам, что люди с рудника вас эксплуатируют. Они дают вам работать сколько угодно, с огромной прибылью для себя, а в обмен платят вам ровно столько орехов и ягод, чтобы вы продолжали работать на них.
