Адмирал сообщил, что стрельба продолжается, а брюхо одного P-3Cs изрешечено так, что напоминает чайное ситечко. Моральный дух летчиков, добавил он, на очень низком уровне; из-за этого снижается их способность эффективно действовать в критической обстановке.
У Кланахана новости были еще хуже. Примерно от двух до четырех тысяч человек перекрыли дорогу, соединявшую базу с Гамильтоном.
– Что они делают? – спросил президент.
– Готовятся напасть на базу.
В комнате стало очень тихо, разве что слышно было шипение противоподслушивающих устройств.
– Когда? – спросил президент Такер.
– Вероятно, после восхода солнца. Тамошние лидеры недовольны освещением первого рейда в вечерних теленовостях, вот им и хочется устроить второй, чтобы его осветили «правильно».
– Черт! У них есть оружие? – спросил президент.
Директор ЦРУ подал ему бумаги. Президент прочитал их.
– Господи Иисусе, это же все американское оружие. Откуда они его взяли?
– Судя по серийным номерам, оружие отправляли в Пакистан по приказу Рейгана. После советского вмешательства…
– Ладно. Спасибо.
Президент покачал головой. Адмирал предложил открыть огонь по дороге. Эдельштейн был против. Тогда адмирал предложил вывести авианосец «Вейнбергер» поближе к Бермудам. Эдельштейн назвал это «военно-морской дипломатией». Фили дымил. Президент стучал карандашом по столу. Заговорил Кланахан:
– У мистера Смита есть кое-что такое, что может удовлетворить всех.
Именно тогда я и большинство присутствовавших в комнате впервые услышали о GB-322.
Идея усыпить огромное количество людей поначалу поразила меня как в высшей степени здравая. А вот Фили ужасно разволновался. В своей книге он посвятил три страницы возражениям против применения GB-322.
– Газ? – переспросил он нарочито громко. – Вы хотите отравить их газом!
Однако президента это предложение заинтересовало. Но он все же спросил мистера Смита, не токсичен ли GB-322.
Занятный мистер Смит объяснил бесцветным монотонным голосом, что действие газа временное и «означенные объекты» – как он не совсем обычно выразился – проснутся, чувствуя лишь небольшую тошноту.
– Им будет не до политики, когда они очнутся, – сказал мистер Смит.
Повернувшись к президенту, Фили умоляюще произнес:
– Босс, мы на полпути к выборам. Если вам так уж хочется травить людей газом, травите их после четвертого ноября. Черт, хоть затравите насмерть. Но только не сейчас – пожалуйста.
Мистер Смит принес слайды. На одном отара овец щиплет траву. На другом та же отара лежит на земле вверх копытами.
– И с людьми будет так же? – спросил президент. – Я хочу сказать, с их ногами и руками?
Мистер Смит покачал головой и ответил, что так реагируют только овцы.
Президент попросил голосовать. Он обошел весь стол. Против были Фили и адмирал Бойд.
– Послушайте, лучше попросту расстрелять ублюдков и покончить с этим, – сказал Фили. – Традиционным способом все-таки лучше. Держу пари, адмирал Бойд мог бы…
– Фили, я ни в кого не хочу стрелять.
– Но травить газом…
– Ничего нового в этой тактике нет. Людей все время травят. Слезоточивый газ, веселящий газ. – Президент потер указательным пальцем висок. – А может быть, это станет началом новой эры. Бескровные военные действия.
Адмирал Бойд поерзал в кресле.
– Если мы разрешим этот конфликт, никого не убив, то, Фили, вы останетесь без работы. Зачем мне тогда пресс-секретарь?
Без четырех минут одиннадцать, или в двадцать два часа пятьдесят шесть минут, как говорят военные, операции «Дрема» был дан зеленый свет.
29 GB-322
После появления в шоу «Сегодня» стал почти знаменитостью. Джоан страдает от свалившейся на нас известности.
Из дневника. 12 октября 1992 года
В истории военных операций, проведенных Соединенными Штатами Америки, никогда не было столь же успешной и столь же неверно оцененной операции, как «Дрема».
Во всем мире шумели так, будто президент Такер вновь применил иприт.
Однако тот факт, что ни один человек не погиб, должен что-то значить. Президент Такер выбрал гуманный, но жесткий способ воздействия. (Кстати, это моя фраза. Ллеланд украл ее у меня для названия главы о Бермудском кризисе в своей книге, но поставил вопросительный знак.)
«Варварство!» – заявила «Лондон таймс». «Злодейство!» – отреагировала «Ле Фигаро». «Жестокость!» – кричала «Л'Оссерваторе Романо», напечатавшая полный текст папского осуждения нашей акции. «Правда» поместила знаменитую фотографию усыпленных людей на первой полосе и написала, будто бы все они мертвы. И это сделали те люди, которые снабжали бермудцев оружием!
Американская пресса оказалась не лучше. Единственная «Нью-Йорк пост» одобрила нас, дав на целую страницу заголовок «НА ИЗГОТОВКУ, ЦЕЛЬ, ОГОНЬ!» Редакционная статья в «Вашингтон пост» называлась «Джонстаунская дипломатия».
ООН созвала Совет Безопасности. Греция предложила резолюцию, осуждающую нас за «преступления против человечества». Было проведено голосование: четырнадцать голосов «за», один «против». Мы наложили вето на резолюцию, а наш представитель в ООН дал интервью «Таймс», в котором признался, что лично его напугало решение президента.
Что касается президента, то он был раздражен поднятой шумихой.
– Я всего-то и сделал, что дал им поспать два часа, – говорил он.
Состояние духа в Западном крыле было не на высоте. Фили выглядел так, словно его ведут на гильотину. Когда он появлялся в коридорах Белого дома, то поражал всех своим растерянным видом.
– Фили, – спросил я как-то, перехватив его, – у вас все в порядке?
Он диковато посмотрел на меня, будто видел в первый раз, и мне не понравилось выражение его глаз.
– Да, – ответил он рассеянно, – я иду в пресс-центр.
– Зачем? – жизнерадостно продолжал я задавать вопросы.
– Надо сообщить вот это. Химический состав GB-322.
– Достается вам от прессы?
Он посмотрел на меня затуманенным взглядом.
– Нет. Они всего лишь задают вопросы о химической атаке. Эй-Би-Си хочет знать, извинился ли президент перед миссис Аутербридж.
– Перед кем? – не понял я.
– Перед дамой, которую случайно усыпили, когда она пекла вафли. Ну, которая заснула на вафельнице.
– Ах, да. Та самая. Ужасно.
– Они сфотографировали ее. Лицо как кроссворд. Ладно, мне пора.
Я сказал ему, что придумаю что-нибудь для миссис Аутербридж. Глядя, как бедняга Фили бредет на встречу с журналистами, я искренне пожалел его.
