Книга Чужая жена - потемки - Галина Владимировна Романова

Дину не выпустили – ее выперли из тюремного лазарета.

– Давай, девочка, иди, иди, – напутствовал ее полковник, явившийся извлекать ее из больничных тюремных застенков.

Это он сам так сказал, удивившись ее нежеланию идти домой.

– Коробку нашли? – спросила она, прежде чем уйти.

– А как же! – Полковник оживленно потер руки. – И коробку в камере хранения нашли. И то, что в коробке было, тоже нашли.

– Это что-то важное? – спросила Дина, переминаясь с ноги на ногу, стесняясь этой идиотской обуви, купленной ей Кузьминым еще до их ареста.

– Да, благодаря этому мы и нашли преступника, там оказалось… – начал было говорить полковник.

Но Дина его перебила:

– Не хочу!

– Что? – не понял полковник.

– Не хочу знать! Так много бед… И что, все из-за этой коробки?! – Она помотала головой, закусив губу, чтобы не расплакаться. – Господи… Если бы я не опоздала тогда… Если бы… Может, они все и выжили бы, а?

– Не думаю, – качнул головой полковник и шагнул к служебной машине. – Тот человек… Он просто одержим был идеей – избавиться от десятилетнего гнета шантажа.

– Он пойман, надеюсь? – Дина тоже шагнула – в сторону.

– Да, его задержали.

– Говорит?

– Пока упрямится, но, думаю, это ненадолго. Улик предостаточно. Ну… Всего вам, Игнатова, доброго. И бизнесмена-то пожалейте вы своего. Тоже груз десятилетний на себе несет. Непорядок, Игнатова!

– В каком смысле? Какого бизнесмена?

Дина наморщила лоб, пытаясь вникнуть. Но понять этого грузного седого полковника сегодня ей было сложно. Вот позавчера, вчера, когда он приходил к ней вечерами и говорил подолгу, понимание у них какое-то возникло. И голос его казался проникновенным, и слова правильными. Но сегодня, при тусклом свете ненастного дня, все стало иным. Безразличным, что ли. Ненужным. «Не ее», вообще.

– Я про Кузьмина говорю. Уж не мучьте вы его так! Мужик весь исстрадался и…

– Всего вам доброго и спасибо за все, – оборвала она его, жестко поджав губы.

Она повернулась к полковнику спиной и, широко шагая, пошла… Куда она шла, она не знала. Ключей от квартиры, в которой она жила прежде, у нее не было. Сумка со всеми ее вещами – и с теми, что купил ей Кузьмин, и со взятыми ею из квартиры, когда она намеревалась сбежать, – документы, ключи, все-все осталось там, где ее арестовывали. Ее забрали, в чем она была. В этом же и выпустили.

Куда ей идти?!

Она даже матери позвонить не может и о помощи ее попросить, потому что мобильник тоже остался в той квартире, которую Кузьмин делил со своим странным другом. Она даже пончик купить не может, а аппетит неожиданно вернулся – вместе со свободой, и в животе у нее заурчало.

Неожиданно ей стало так жаль себя – грязную, помятую, без рубля в кармане, – что, прислонившись к первому попавшемуся на ее пути дереву, Дина заревела. Слезы лились без остановки, в груди и носу хлюпало, горе ее множилось, горе, в которое ее насильно впихнул погибший начальник.

Зачем ей все это было нужно? Зачем это все?! Разве могла она думать, что везет в дачный поселок в пустой на первый взгляд коробке что-то очень важное? Какую-то информацию, которая стоила жизни стольким людям?! Как все это могло так переплестись?!

А Кузьмин!

Какая он все-таки сволочь! Ни в какой тюрьме он десять лет не сидел! А она-то думала, она-то мучилась!..

Он вообще туда не отправился, пробыв всего лишь несколько месяцев под следствием. Ладно, может, и тяжкими стали для него те месяцы, тем более что никого, как оказалось, он не убивал. Но она-то, она же думала иначе!!! Она страдала, между прочим!!! Страдала и мучилась сознанием того, что лишила свободы – невинного, возможно, человека – на долгие десять лет!

Почему он промолчал? Почему не рассказал все сразу?! Почему солгал, представился ей уголовником, явившимся в этот город, чтобы вершить какую-то собственную справедливость?! Увез ее куда-то, в какие-то дебри, измывался там над ней несколько дней подряд…

– Ненавижу! – давясь слезами, прошипела Дина. – Просто ненавижу, сволочь!!!

– Я не ошибусь, если предположу, что данные лестные слова адресованы мне? Так ведь, дылда?

Дина вздрогнула, медленно повернулась.

У обочины стоял черный джип, в окне со стороны водителя виднелась голова Кузи Козыря. В ее сторону он не смотрел. У распахнутой пассажирской дверцы стоял Кузьмин, сверля ее злыми глазами и напряженно улыбаясь. Выглядел он преотлично. Дорогие брюки, светлая сорочка с длинными рукавами, галстук. Гладко выбрит и как будто только что подстрижен. И даже от того места, где он стоял, несло эксклюзивным дорогим одеколоном. Лощеный гад!

А она!..

Дина невольно скользнула взглядом по своей несвежей футболке, по трикотажным штанам, растянувшимся на три размера. И пахло от нее тюрьмой и больницей.

– Ты почему ревешь? – Он словно бы нехотя двинулся от машины к ней, подошел, оглядел с пренебрежением ее всю, от пяток до всклокоченной макушки. – Что ревешь-то, спрашиваю, дылда? Совесть замучила?

– Да пошел ты! – Она не выдержала и заорала на него в полный голос.

И плевать ей было, что прохожие стали оборачиваться и рассматривать их с недоуменным интересом. И она даже понимала их недоумение. Чего хочет такой импозантный и… ну да, красивый, красивый! – она и отрицать не станет – парень от этой странной замарашки? Почему позволяет ей кричать на себя?

– Ты сволочь!!! Ты знал, что я не знала про тебя… И продолжал топтать мою душу!!! Ненавижу!!! И не смей ко мне приближаться, понял?!

– Не очень-то и хотелось, – фыркнул Кузьмин, и взгляд его сделался немного озабоченным, а вот улыбка стала теплее. – А душа-то, стало быть, дергалась, а, дылда? Хоть немного, но дергалась, так?