Полковник на свой страх и риск отправляет оперов вышибать дверь в той самой квартире. Те снесли дверь и ворвались внутрь. На кровати дрых вусмерть пьяный мужик, квартира в крови, на кухне окровавленный топор. Конечно, оказалась обыкновенная российская бытовуха: после совместного распития не поладил с сожительницей и топором по голове. А позже выяснилось — те пятнышки у квартиры были кровью соседа, у которого пошла носом кровь у той двери.
Почему полковник не сомневался в своей мало чем подкрепленной правоте? Пожалуй, она может утверждать, что знает — почему.
Гюрза всегда вспоминала этот случай в минуты, предшествующие озарению, тому необычному состоянию, когда прояснялось абсолютно неясное.
Воспоминание о полковнике служило ей своего рода аутотренингом перед мозговым штурмом. Ее заводило заочное соперничество — а чем она хуже?
Отпахала в органах будь здоров, опыта — хоть торговать выходи, интуицией бог не обидел, умишко какой-никакой имеется. Держись, полковник!
Итак — что имеем? Она проснулась с ощущением холодка в спине. Еще со вчерашнего дня ее что-то тревожит, нервирует, беспокоит. Сегодня ночью стало уже страшно. Свой страх она всегда считала нормальным. Ненормально, когда страх возникает часто из ничего, на пустом месте. За собой она подобного не замечала. Выходит, основания бояться есть. Чего?
Зная себя, она может говорить о том, что интуиция и подсознательная работа мысли обобщили то, что сознание еще не собрало воедино, не склеило друг с другом в логической последовательности. Вот теперь и надо собрать и склеить.
Учинить допрос самой себе. Итак, из-за чего тревога. Из-за работы? Естественно. Дела по проституткам? Отпадает, там сплошные глупости и текучка. Некие прошлые дела? Если ответ «да», то почему именно сейчас? Были ли какие-нибудь основания к этому? Нет. Ни одно из дел прошлого не напоминало о себе в последнее время. И это вариант отпадает. Остается «марьевщина»? Остается.
Можно сказать, что это дело вошло в стадию критического напряжения? Можно. И она назовет переломный момент — когда она обнаружила свой интерес к прошлому Османа. Она идет к другому человеку, но ее главный враг сейчас Осман, тот, которого она загоняет и обкладывает. Вынуждая отступать и сдаться. И… и если он уже почувствовал себя загнанным? А понять он мог, если ему стало известно о ее поездке в Псков.
Что ему оставалось после того, как он раскусил ее? Она хочет поставить его перед выбором: или он сдает ей стукача, или она сдает его, Османа, на суд других авторитетов. Каков его выбор? Ждать, сдаваться или рисковать. Осман (а она его вроде бы почувствовала) не лезет на рожон понапрасну, но когда чувствует угрозу своему благополучию, жизни или свободе, то идет на самые решительные и отчаянные меры. Так было и со Зверьком, и с тем же Марьевым. У Османа напрочь отсутствует чувство жалости, ее место занимает целесообразность.
Если целесообразно кого-то убрать, надо убирать.
Он никогда не будет терзаться — ах женщина, ах ребенок — грохнет кого угодно, если надо для дела.
Стоп, стоп, стоп! Вот оно, ключевое звено: Осману, конечно, сразу стало известно, что она интересуется его прошлым. Он явно не глуп, раз забрался так высоко. И узнал о ней достаточно, чтобы понять: она не остановится, пойдет до конца и дотошно раскопает все, до чего можно добраться!
А до псковских дел Османа докопаться не так уж трудно. И он сделал правильное предположение: Гюрза выйдет на его участие в устранении авторитета Зверька.
Вот откуда причина тревог. Значит, незачем ему было дожидаться ее следующих шагов, если он принял для себя решение ликвидировать ее. Значит, он мог уже «заказать» ее киллеру, еще не зная, что она побывала в Пскове, и выстрела можно ждать хоть сегодня, в любой момент. А она считала, что он еще будет какое-то время выжидать. Она считала так, что Осману потребуется подтверждение серьезности ее намерений. Выходит, она ошиблась.
За окном прослышался скрежет железа по асфальту. Проснулись дворники и приступили к работе. Ну да, ведь ночью шел снег, надо расчищать двор. Уже зажегся свет во многих окнах, дом просыпался. Скоро внизу послышатся голоса, люди начнут расходиться по рабочим местам, здороваясь с дворником, друг с другом. Если Волков проснется и выйдет на кухню, то его ожидает занятное зрелище: любовница в прозрачном пеньюаре в задымленной (не открыта форточка) кухне, босые ноги в шлепанцах задвинуты под стол, и взгляд устремлен в стену и сквозь нее, еще дальше. А еще бы его ждали проклятия, начни он приставать с вопросами и сбивать с хода мысли.
Итак, предполагаем худшее — Осман решил ее устранить и снять проблему. Заказал он ее наверняка своему карманному убийце, то есть тому, кто убрал Марьева и хахаля его падчерицы. Зачем искать другого? Другого можно подыскать потом, когда этот отработает свое, а последним для него убийством должно стать убийство Гюрзы, а потом Осман уберет и его, чтобы навсегда и окончательно похоронить все концы этой истории. Итак, ее уже «заказали», идем от худшего.
Когда случился «заказ»? Итак, убийца получил информацию о ней и просьбу Османа (или приказ) закончить все как можно быстрее. Почему быстрее? Потому что любое промедление грозит тем, что она заручится поддержкой кого-нибудь наверху или, что вероятней, предпримет следующий шаг.
Итак, надо быстрее, и большого смысла в слежке за жертвой, то есть за ней, нет. Почему нет? А потому, что у нее, у жертвы, нет охраны, живет в обыкновенном, ничем, кроме кодовой двери, не защищенном доме, если даже и будет с собой ствол, то он, профессионал, все равно выстрелит быстрее. Тем более — известно время выхода на работу — приходи и клади, тщательно прицелившись.
Есть киллеру смысл мудрить? Нет. Он (на девяносто процентов) изберет подъезд, любимое киллерское место, или подходы к дому. Тем более «наш» убийца «работает» с близкого расстояния.
То ли боится издали промахнуться, то ли прибабах у него такой — видеть лицо жертвы, то ли не любит винтовку и возню с ней, то ли еще что-то, но во всех мне известных его делах — выстрелил в упор.
Итак, представим себе, она — убийца. Когда?
На этот вопрос она уже, считай, дала ответ. Киллеру нет смысла мудрить. Можно точно предсказать только время ее выхода на работу, где и когда она может объявиться во всех остальных случаях — поди угадай. Значит, утром, при выходе на работу.
Где? Около дома или в подъезде? Около дома в переулке: люди ходят, поутру их даже больше, чем днем, они видят его, кто-то что-то запомнит, а главное, в момент преступления может рядом неожиданно нарисоваться посторонний (или посторонние), который тут же поднимет шум или вообще сорвет все дело непредсказуемой выходкой.
Под аркой или перед подъездом во двор? Те же люди плюс дворник, который по простоте душевной может и подойти, поинтересоваться: кого ждешь, мужик? Подъезд? Да, подъезд — это лучше.
Звонок будильника заставил вздрогнуть от неожиданности. Значит, уже семь. Ей необходимо было уединение, чтобы замкнуть мысленный круг, чтобы никто не отвлек. Она поспешно проскочила в ванную, услышав, как зашевелился на кровати проснувшийся Волков.
