Я бросаю взгляд на свою одежду. За последние дни я запустила свою внешность, ведь никого больше не волнует, как я выгляжу. Допотопный пиджак, позаимствованный когда-то у отца, растоптанные туфли без каблуков. Подозреваю, что подошва у них синтетическая.
– Вы отлично выглядите, Глория. Как звездный редактор легендарного журнала.
Я хмурюсь:
– Не знала, что вы такого высокого мнения о «Портфолио».
– Я и не говорил, что высокого.
Он говорит, что заказал для нас столик, я не против? Он слегка касается моей спины.
– Вы уже нашли редактора для «Алгонкина»? – из вежливости спрашиваю я. – Полагаю вы здесь по делам.
Люди расступаются, давая нам дорогу. Большинство женщин пестрят многоцветием крашеных волос и нарядов, а их черно-белые мужья выглядят нелепо серьезными рядом с этими яркими хищными птицами, и единственный способ отличить их от официантов – проверить наличие «Ролекса».
Арт осторожно ведет меня к нашему столику, отодвигает стул, усаживает меня.
– Я здесь для того, чтобы сделать выбор, – говорит он. – Надеюсь, он не вызовет возражений с вашей стороны.
На столе перед нами все то, что есть в буфете: «сморгасборд» из кальмаров, прошутто, жареных овощей, сыра и фруктов. Плюс тарелка с какими-то запеченными закусками, видимо, специально приготовленными так, чтобы невозможно было опознать ингредиенты. Они похожи на реликвии с полей сражений гражданской войны: кажется, если их перевернуть, на обороте обнаружатся инвентарные музейные номера. Я потягиваю мартини, Арт тоже. Его губы едва касаются края бокала.
– Кажется, вы удивлены, увидев меня здесь, Глория.
– Я и не предполагала, что вы завсегдатай «Абсента», – улыбаюсь я. – Уверена, вы слышали о Пулитцере. Я пыталась дозвониться до вас.
– Я пытался дозвониться до вас. Ваша секретарша сказала, что вы ушли в отпуск.
Оркестр играет «Не сиди под яблоней». Наша еда остается нетронутой. Официант, а может, скучающий светский муж, приносит мне еще мартини. Я допиваю его и приглашаю Арта на танцпол.
– Я не танцую.
– Тогда я буду вальсировать сама с собой.
Мы встаем. Две или три пары уже танцуют, тихо покачиваясь на месте, как тонущие корабли. Я веду. Начинаю со слоуфокса, затем перехожу на фокстрот.
– Отвечая на ваш вопрос, Глория: у меня все еще нет редактора, – говорит Арт, уткнувшись в мое плечо. – Прямо сейчас я жду ответа «да».
– Не вижу никаких затруднений, – отвечаю я. Мы покачиваемся между другими парами. Женщины смотрят на меня, крепко вцепившись в своих мужей. – На Пулитцеровский комитет тоже оказывают давление.
– Премия была проверкой.
– Я думаю, мне следует подать в отставку из «Портфолио».
– Да, это было бы любезно с вашей стороны.
– Я знала, что вы поймете.
Я убыстряю шаги. Джин приятно укачивает мое тело и заглушает мои мысли.
– Вы приступаете немедленно, я полагаю.
– Я уже думала, что мне придется уехать из страны.
– Что вам делать за границей? Или поступило какое-то предложение? – Мы замираем, потом разворачиваемся.
– Я не должен был так с вами поступать, Глория. Я должен был принять решение до Пулитцера. Все и так было очевидно.
– Это ничего не меняет?
– Чего вы хотите, Глория? – Арт на секунду отодвигается, чтобы посмотреть на меня, в мои глаза. – Я знаю, что шансов у вас не было, и вы это знаете. Пулитцер – для газет, и меньше всего на свете мне бы хотелось, чтобы «Алгонкин» связывали с газетной бумагой. Вы же можете себе представить, какая моральная ответственность легла бы на плечи редактора – лауреата Пулитцера. Вам бы пришлось продолжать раскручивать это дело, а это могло бы привести вас в тюрьму. Мне ни к чему эти общественные призы, Глория. Главное для нас – имидж, репутация. Мы должны оберегать наш имидж.
Песня кончилась. Грушевидный человек в белом двубортном пиджаке подходит к микрофону и благодарит всех за то, что пришли. Это Бобби Гонзалес, хозяин «Абсента» и пятнадцати крупнейших в городе прачечных-автоматов. Он говорит, что оркестр берет короткую передышку, но вернется по мановению его руки.
– Ну вот вы и сказали «да». – Я продолжаю держаться за ледяную руку Арта, наконец выпускаю ее. Вот и конец. Мы достигли логичного финала истории. Так и должно было случиться, я знала это с первого дня работы в «Портфолио». Я буду редактировать «Алгонкин».
– Мне нужно кое-что обдумать, – говорю я ему.
7
– Поверить не могу, ты лгала нам, Глория, – хнычет Дейрдре.
– Я же все рассказала. – Мы в отделе кожгалантерии в «Торговом центре Сан-Франциско». Сегодня суббота. Мы пытаемся подобрать новый портфель для меня, я решила не брать с собой свой старый в Нью-Йорк.
– Это просто позор, мать их. Почему они считают, что раз мы женщины, нам нужны портфели, похожие на раздутые подушки? – Я тычу пальцем в один такой – светло-коричневый, мягкий, как масло. Мой палец оставляет отпечаток на его кожаной поверхности.
– Ты не ответила на мой вопрос, Глор.
– Может, во мне есть какая-то патология.
– Это ведь даже не ложь. К этому мы уже привыкли. Но ты же знаешь, единственная причина, по которой я переехала сюда, – это ты и твой гребаный журнал. Я думаю, ты ведешь себя непорядочно.
– Это я-то непорядочна? Если хочешь знать, что такое настоящая несправедливость, посмотри по сторонам. Мы приходим в этот долбаный галантерейный магазин, и лучшее, что здесь могут предложить: поддельные сумки для поддельных бизнес-леди. Сумки мягкие, как мы сами. Косметички для нас.
– Можем еще в «Мэйсиз» посмотреть, – предлагает Дейрдре, отказавшись от попыток вывести меня на чистую воду.
– Да они над нами просто издеваются. В самом деле, унизительно. Ты знаешь, как туда пройти?
Она ведет меня через двери в мраморный атриум.
– А ты все еще трахаешь своего русского? – спрашивает она, меняя тему.
– Русского? Он невежда. Я трахаю его, но сомневаюсь, что он это ценит.
– Снова заставляешь его мучиться с презервативами?
Мы проходим мимо газетного ларька.
– Я забыла, – вздыхаю я. – Ты тоже невежда.
Я беру с верхней полки новый номер «Алгонкина» с его псевдоимпрессионисткой обложкой с цветами и игрушечными лодочками, плывущими по Центральному парку.
– Но ты же еще не приступила к работе.
– Читай. – Я показываю на страницу сорок семь. – Специальное условие в моем контракте.
ПУБЛИКУЙ или УМРИ
«Портфолио» сфабриковал улики, чтобы развернуть свою кампанию против Федерального бюро расследований? Глория Грин, бывший главный редактор журнала, разоблачает нечистоплотные действия, на которые пошел некий беспринципный издатель, чтобы спасти тонущий журнал, и рассказывает о разрушенных им карьерах сотрудников.
