— Дала мне еще одну карточку со святой Ритой и обещала, что помолится за моего брата.
23
Брунетти пора было идти домой ужинать, однако он задержался, чтобы подписать разрешение на отправку тела Марко Ланди его родителям. Он позвонил вниз и спросил Вьянелло, не вызовется ли тот сопровождать тело до Трентино. Вьянелло согласился, заметив лишь, что завтра у него выходной и он не знает, нужно ли надевать форменную одежду.
Брунетти понятия не имел, нужно или нет, поэтому сказал:
— Я поменяю график дежурств. — И стал рыться в бумагах, которые получал каждую неделю, складывал в ящик стола и в конечном счете, не читая, выбрасывал. — Будем считать, что вы при исполнении служебных обязанностей — надевайте форму.
— А если они будут спрашивать о расследовании? — предположил Вьянелло.
— Они не будут спрашивать. Пока не будут, — ответил Брунетти, не отдавая себе отчета, почему он так думает, однако уверенный, что прав.
Возвратившись домой, он обнаружил Паолу на террасе. Она читала, сидя на плетеном стуле и положив одну ногу на другой (эти стулья стояли под открытым небом еще с прошлой осени). Улыбнулась мужу и убрала ногу со стула — он принял приглашение и сел напротив.
— Как прошел день? Устал? — поинтересовалась она.
Он уселся на стуле поудобнее, покачал головой, но при этом постарался улыбнуться:
— Обычно. Просто еще один рабочий день.
— Чем же ты все-таки занимался?
— Ростовщиками, коррупцией и человеческой жадностью.
— Просто еще один рабочий день… — Она вынула из книги конверт и наклонилась вперед, чтобы передать мужу. — Может, это тебе поможет.
Он взял его и стал рассматривать: конверт был с грифом Кадастрового отдела. Брунетти недоумевал: каким образом может помочь ему официальное письмо?
Он вынул вложенный в конверт лист бумаги.
— Это чудо? — спросил он, читая. И громко, с выражением продекламировал последнее предложение: — Вследствие предоставления необходимой документации вся предыдущая корреспонденция, исходящая из нашего учреждения, аннулируется согласно данному постановлению о разрешении на строительство.
Рука Брунетти, все еще держащая письмо, опустилась на колени.
— Это означает то, о чем я думаю? — осведомился он.
Паола кивнула, не улыбаясь и не отводя взгляд.
Он подыскивал слова и тон и, найдя их, спросил:
— А нельзя ли уточнить детали?
Она не замедлила объяснить:
— Из написанного я поняла, что это означает, что дело закрыто, они нашли необходимые документы и нам не придется ломать над этим голову.
— Нашли? — удивился он.
— Нашли, — подтвердила она.
Он посмотрел на единственный листок, который держал в руке, документ, в котором ему бросились в глаза слова «о разрешении на строительство», сложил его и сунул обратно в конверт, размышляя, что ему делать: спрашивать или не спрашивать.
Протянул жене конверт и спросил требовательным тоном:
— Твой отец имеет к этому какое-то отношение?
Он наблюдал за выражением лица Паолы. Двадцатилетний опыт общения с нею подсказал ему, что она долго размышляла, говорить ли ему правду и что в итоге отказалась от этой мысли.
— Возможно, — ответила она.
— Что это означает?
— Мы говорили о тебе, — начала она, и он постарался скрыть удивление: с каких это пор Паола обсуждает его со своим отцом? — Он спросил, как ты, как твоя работа, и я сказала, что сейчас у тебя больше проблем, чем обычно.
Он уж было собрался обвинить ее в разглашении его профессиональных секретов, но она объяснила:
— Разумеется, я никогда не рассказываю ему или кому-то еще подробностей, но я действительно сказала, что ты озабочен больше обычного.
— Озабочен?
— Да. Ситуацией с сыном Патты и тем, как он собирается решать эту проблему, — ответила она. — И этими бедными погибшими молодыми людьми. — Увидев выражение его лица, она поторопилась заверить: — Ничего этого я не упоминала, просто пыталась объяснить отцу, насколько трудно тебе в последнее время приходится. Не забывай, что я живу с тобой в одном доме и сплю в одной постели, так что и без ежедневных отчетов понимаю, что тебя беспокоит.
Она выпрямилась на стуле, словно решила, что разговор окончен и она может встать и пойти принести им выпить.
— Что еще ты сказала ему, Паола?
Он не собирался так легко сдаваться.
Она ответила не сразу, зато ответ был правдивым.
— Рассказала о недоразумении с Кадастровым отделом, о том, что предупреждение о демонтаже квартиры висит над нами как какой-то бюрократический дамоклов меч.
Брунетти продолжал настаивать, он хотел знать всю правду:
— И какова была его реакция?
— Он спросил, не может ли он чем-нибудь помочь.
Брунетти настолько устал за последние дни, что готов был махнуть рукой на происходящие за его спиной события и позволить им идти своим чередом. Однако ему было стыдно видеть спокойное двуличие Паолы — его жены, матери его детей, и он не смог промолчать.
— Я же велел тебе не делать этого! — повысил он голос, но тут же исправил свою резкость. — Я же просил тебя.
— Я помню. Поэтому я и не просила отца помочь.
— Не просила? Он сам догадался вмешаться в историю с нашей квартирой?
Брунетти почти кричал.
Она тоже рассердилась:
— Я не знаю, что он сделал! Может быть, он и не делал ничего.
Брунетти показал на конверт, который она держала в руках:
— По-моему, все ясно. Я просил тебя не принимать от него помощь, не вынуждать его использовать своих друзей и связи.
— Но ты не видишь ничего предосудительного в использовании наших, — уколола она мужа.
— Это другое, — упорствовал он.
— Почему?
— Потому что мы маленькие люди. У нас нет его власти. У нас нет уверенности, что мы всегда получим то, что хотим, и всегда сможем обойти закон.
— Ты и в самом деле считаешь, что есть разница? — в изумлении спросила она.
Брунетти кивнул.
— В таком случае, кто такой Патта? — спросила она. — Один из нас или один из сильных мира сего? — Если ты думаешь, что для маленьких людей в порядке вещей пытаться обойти систему, но это неправильно для людей, обладающих властью, то кто тогда Патта? — Видя, что муж колеблется, Паола уточнила: — Я спрашиваю потому, что ты, само собой, и не пытаешься скрыть свое отношение к тому, что он делает, чтобы спасти сына.
